Генетика этики и эстетики
Шрифт:
«Люди, живущие в обществах, конечно, также подвержены этому космическому процессу. Так же, как и у других животных, размножение человека совершается безостановочно и влечет за собою жестокое состязание за средства к существованию. Борьба за существование стирает тех, кто менее способен приспособляться к условиям их жизни. Сильнейшие, наиболее самонадеянные стремятся к тому, чтобы попирать слабых. Но влияние этого космического процесса на эволюцию обществ тем сильнее, чем грубее форма их цивилизации. Социальный прогресс является средством, ограничивающим на каждом шагу могущество процесса космического и выдвигает на смену ему другой процесс, который мы можем назвать этическим. Результатом этого процесса может оказаться переживание не тех, кто наиболее приспособлен к общим условиям существования, а тех, кто приспособлен к условиям существования наилучшего,
Как я уже указывал выше, применение в жизни правил, представляющихся высшими с этической точки зрения, правил, которые мы связываем с представлением о праведности или добродетели, — влечет за собой образ действия, во всех отношениях противный тому, который обусловливает успех в космической борьбе за существование. Вместо безжалостного предъявления требований своей личности эти правила налагают обязанность самообуздания, вместо того, чтобы сметать перед собой или попирать под ногами всякого соперника, они требуют не только уважать своего ближнего, но и помогать ему; они способствуют не переживанию наиболее приспособленного, но приспособлению наибольшего числа к переживанию. Они с негодованием осуждают гладиаторское воззрение на жизнь. Они требуют, чтобы всякий, пользующийся выгодами и наслаждениями жизни в обществе, никогда не упускал из вида своего долга по отношению к тем, кто своими трудами создал это общество, и налагают на каждого члена этого общества обязанность ни одним своим действием не ослаблять связи того целого, в котором ему дозволено жить».
«Уже далеко за нами осталось героическое младенчество нашей расы, когда добро и зло встречались безразличными веселым приветом».
«Мы должны лелеять то добро, которое выпадает нам на долю, и мужественно сносить зло в себе и вокруг нас, с твердым намерением положить ему предел».
Эти слова Гексли, в особенности подчеркнутые нами, ясно показывают, насколько он не только не причастен к социал-дарвинизму, но и решительно противостоял мысли о применении звериных принципов в человеческом обществе. Больше того, мы находим у него, пусть в беглом упоминании, мысль о преимущественном выживании в обществе наиболее этичных.
«В развитии человечества беззастенчивое заявление своего "я", бессовестное наложение руки на все, на что ее можно наложить, упорное сохранение за собою всего, что только можно сохранить, составляющие сущность борьбы за существование, конечно, сослужили свою службу. Своим успехом в диком состоянии человек, конечно, широко обязан тем качествам, которые он разделяет с обезьяною и тигром, — своей исключительной физической организации, своему лукавству, чувству общественности, любопытству и страсти к подражанию, своему инстинкту истребления, проявляющемуся, как только какое-либо сопротивление пробуждает его гнев.
Но по мере того как анархия сменялась социальною организацией, по мере того, как цивилизация стала приобретать цену в его глазах, эти глубоко укоренившиеся и сослужившие ему службу качества превратились бы в недостатки. Подобно многим выскочкам, человек охотно оттолкнул бы лестницу, по которой выбрался в люди. Он охотно убил бы в себе тигра и обезьяну. Но они отказываются ему повиноваться, и это-то незваное вторжение веселых товарищей его буйной юности в правильную жизнь, налагаемую на него гражданственностью, присоединяет новые бесчисленные и громадные страдания к тем, которые космический процесс налагал на него ранее, как на простое животное. И цивилизованный человек клеймит его грехом, и в крайнем случае веревкой или топором препятствует "переживанию" этих "наиболее приспособленных" к условиям давно минувших дней». Выведение родословной социал-дарвинизма не только от Дарвина, но и от Гексли, как можно видеть, в лучшем случае ошибка, в худшем — обман и надувательство.
Часть II. ЭВОЛЮЦИОННАЯ ГЕНЕТИКА ВОСПРИИМЧИВОСТИ К ПРЕКРАСНОМУ
8. ЭВОЛЮЦИОННО-ГЕНЕТИЧЕСКОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ НЕКОТОРЫХ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ЭМОЦИЙ
8.1. Некоторые общие положения
Классовая и историческая стороны эстетики настолько подробно разработаны, что ее макро- и микросоциальные аспекты можно считать признанными, общеизвестными. Поэтому мы ограничимся гораздо более узкой и почти неосвещенной проблемой — эволюционно-генетической стороной развития эстетических эмоций. Существует ли эта сторона проблемы? Очевидно, что наша способность
Л. С. Выготский (1968) вместе со многими другими исследователями выделяет два основных направления современной эстетики, психологическую («эстетика сверху») и непсихологическую («эстетика снизу»). Что в области «эстетики сверху» для построения эстетической теории необходима разработка социологического и исторического базиса, очевидно. По Г. В. Плеханову (1922), «природа человека делает то, что у него могут быть эстетические вкусы и понятия. Окружающие его условия определяют собою переход этой возможности в действительность: ими объясняется то, что данный общественный человек (т.е. данное общество, данный народ, данный класс) имеет именно эти эстетические вкусы и понятия, а не другие» (с. 46).
Подходя к проблеме возникновения биологических основ эстетических эмоций, мы обнаружили по меньшей мере три важных причины, по которым развитие этих эмоций могло подхватываться естественным отбором еще у наших далеких предков. 1. Общие эстетические эмоции сплачивают коллектив и тем самым способствуют его выживанию среди враждебной природы и других сообществ (в качестве примитивных доказательств правильности этого положения можно привести существование певцов-сказителей, скальдов, легенд, песен, преданий, наконец, военной музыки и военных оркестров, книг о доблести и трусости). 2. Художественная восприимчивость позволяет познавать мир, так сказать, экспресс-методом, причем эмоционально насыщенным. 3. Художественная восприимчивость позволяет эмоционально усиленно воспринимать овеществленным добро и зло и таким образом в своем эволюционно-генетическом развитии неразрывно сплетается с эволюционно-генетическим развитием взаимного альтруизма.
В дальнейшем эти три основных положения будут иллюстрированы рядом частных конкретных примеров. При этом мы, разумеется, вынуждены будем начать с низших уровней эстетической восприимчивости, доказать до-человеческий, до-общественный полуинстинктивный характер ее основ и лишь затем перейти к более высоким надэмоциональным уровням.
При этом мы постараемся, пусть изредка, показать, как при наличии элементов общечеловеческого не только в этике, но и в эстетике могут сосуществовать одновременно взаимопротивоположные эстетические тенденции, апеллирующие даже не к полярно противоположным, а к многочисленным внутренним потенциям человека. И здесь мы обязаны вновь подчеркнуть, как это было сказано в самом начале предисловия, что мы претендуем не на разрешающий противоречия синтез социального и биологического, а лишь на формулировку некоторой необходимой, на наш взгляд, антитезы по отношению к представлению о таком всеопределяющем значении социальных факторов, которое разве словесно признает существование у человека данного пути эволюционно-генетического развития и биологически обусловленной наследственной гетерогенности.
Подчеркивая универсальность языка науки, морали и красоты, мы вынуждены будем остановиться и на причинах не-универсальности (полагаем, временной) языка музыки.
Поскольку понимание всех трех универсальных языков не является врожденным в точном смысле этого слова, а требует определенных стимулов для своего развития (впрочем, как и развитие обыкновенной речи), нелишне будет напомнить о том, что вообще все свойства организма, не только психические, но и физические, требуют для своего развития стимуляции: котята рождаются слепыми, и если им зашить веки или оставить в темноте, то глазной нерв недоразвивается, и это окажется уже необратимым. Однако естественный отбор, создавая код развития зрения, действовал не в экспериментальных условиях, а в естественных, при которых свет обязательно появлялся. Аналогичным образом эмоции этической категории вырабатывались естественным отбором в условиях, когда внешний стимул — контакт с матерью или кормилицей, ее ласка обязательно наступали. Отбор на художественную восприимчивость тоже шел в условиях, когда внешний стимул — отпугивающая или приманивающая окраска, ночной мрак, голубое небо, огонь и прочее обязательно наступали. Что касается примитивных народов, то И. Айбль-Айбесфельд (EiblEibesfeld I., 1973) в своей книге «Предпрограммированный человек» привел множество примеров совершенного тождества эмоциональных проявлений у племен, совершенно не соприкасавшихся друг с другом.