Генетика любви
Шрифт:
— Что ещё? — буркнул Себастьян, не ожидая ничего хорошего.
— Если будешь прятать труп её мужа и потребуется помощь, всегда можешь на нас положиться.
Это задумывалось шуткой, но на дне глаз Стефа мелькнуло что-то такое, что вдоль спины профессора астробиологии в который раз за ночь пробежали мурашки. Говорят, в каждой смешной шутке есть доля правды, но когда в шутке всего лишь доля шутки, она становится пугающей.
— Я не сделаю ничего плохого господину Мэрришу, ты же меня знаешь. Даже думать об этом не хочу. И да, спасибо, что не стали будить бабушку с дедушкой.
—
— Эй, Себастьян!
— Что? — Молодой цварг сделал ещё один шаг к двери и думал, что неприятное ковыряние в его душе наконец-то закончено, как голос второго дяди заставил оглянуться.
— Лови!
Связка ключей мелькнула в воздухе, и если бы не годы тренировок в Академии, то Себастьян, вероятно, проморгал бы нужный момент.
— Прокати её с ветерком. Эта роскошная женщина заслуживает всего самого лучшего.
***
Орианн Мэрриш
Я так нервничала.
Софос и Стефан Кассы задавали светские вопросы, были обходительны и вежливы, разбудили ради меня повара и садовника, а я просто не знала, куда себя деть: пришла в чужой дом среди ночи, прошу помощи… Стефан осмотрел Ланса и сказал всё то же, что и Себастьян: стекло от банки порезало сына, отсюда кровь, но все порезы поверхностные и благодаря исконно цваргской регенерации уже начали затягиваться. Единственное тревожащее место — голень, потому что приняла на себя весь вес мальчика при падении, но и она выглядит относительно неплохо.
Мужчины суетились, а услышав, что Лотту понравился диван-качели, безапелляционно вызвали по коммуникатору садовника и попросили сопроводить юного господина. Мелькнула мысль, что если у Ланса действительно что-то серьезное с ногой и осмотр окажется болезненным, то лучше, чтобы его брат был подальше в этот момент.
После того как Лотта забрал Гаскон, меня ещё раз уверили в том, что весь периметр поместья под охранной сигнализацией, затем светловолосая полноватая ларчанка вкатила столик со сладостями, а Кассы-старшие принялись задавать наводящие вопросы о нашей подозрительной ночной встрече с их племянником. Куда они клонят, я понимала, как и то, что они совершенно неправы. Себастьян Касс с самого начала показался интеллигентным и воспитанным цваргом, а уж после произошедшего и вовсе стал в моих глазах настоящим джентльменом.
«А наш племянник, случаем, вас не преследует, нет? Вы моргните, если что».
Эта фраза словно на повторе крутилась в голове, пока Себастьян перекладывал заснувших Лотта и Ланса на заднее сиденье флаера, молча заводил мотор и поднимал нас в воздух, пока перевитые венами мужские руки удивительно плавно вели машину.
Я смотрела на красивый профиль Касса в ночном свете звёзд и тусклой голубой подсветке флаера и думала о том, что это было бы смешно, если бы не было так грустно. Как выяснилось, Себастьян Касс — молодой профессор астробиологии, чистокровный цварг из очень древнего и состоятельного аристократического рода, обаятельный, улыбчивый и с потрясающим телом. Зачем ему какая-то цваргиня без образования,
«Ну допустим, если он предложит стать его любовницей, то дети особого значения не имеют. Наоборот, удобно, ведь это отношения без обязательств, — пробурчал внутренний голос. — Ты определённо ему нравишься».
«Любовницей», — мысленно повторила.
Никогда не думала, что это слово можно применить по отношению к себе, и всегда считала его оскорбительным, но сейчас задумалась, что у слова «любовница» корень «любовь». И впервые за долгие годы мысли об интиме с мужчиной вызвали не рвотный позыв, а что-то тёплое, как разлившийся топлёный мёд в груди. Взгляд скользнул на губы цварга.
«Он, должно быть, фантастически целуется…»
Перед вылетом Себастьян ещё раз сбегал в дом и принёс огромный мягкий плед. Я хотела укрыть им близнецов, но мужчина заверил, что им и так хорошо и тепло.
— Это я принёс для вас, Ориелла. Я же чувствую, как вас на горе сковала паника и вы до сих пор внутренне дрожите.
Дрожь — это мягко сказано, меня бил крупный озноб, но брать чужую вещь казалось неправильным. Словно ощущая, что я готова отказаться, цварг добавил:
— Сделайте мне приятное, завернитесь в него.
Себастьян посмотрел в зеркала, переключил тумблеры и начал снижаться близ поместья Мэрриш. За всю поездку он был сосредоточен на дороге и ни разу не посмотрел в мою сторону.
Я строго себя одернула.
«Орианн, он помог тебе из вежливости! Такой мужчина, как Себастьян, помог бы любой женщине в сложной ситуации, и к тебе лично это не имеет толком никакого отношения! Более того, профессор Касс не станет заводить любовниц, он для этого слишком хорошо воспитан».
Флаер с еле уловимым толчком опустился на землю. Себастьян выключил двигатель, но остался сидеть на водительском сиденье, я тоже не стремилась покинуть уютное кресло. Цварг так ловко настроил климат-контроль, что, несмотря на откинутую крышу, тёплый воздух согревал ноги.
За всеми перипетиями забрезжили первые предрассветные сумерки, чернильное небо между гор окрасилось густым фиолетовым и малиновым цветом. Я мельком отметила, что окна в доме тёмные, то есть Морис спит беспробудным сном. Несмотря на то что в гостях у Кассов я настаивала на ночёвке у себя, вдруг навалилось ощущение потери. Пока ещё не ошеломительно ломающее своей безысходностью, а тонкое и пронзительно острое, когда понимаешь, что вот-вот упустишь что-то важное, и никак не можешь этого изменить.
Больше всего на свете мне хотелось остаться со спящими детьми и Себастьяном в этом флаере и никуда не идти. Некоторое время мы помолчали. Я нехотя поправила плед, в котором пригрелась за короткую поездку.
— Ориелла, я тут подумал…
— Oрианн, — внезапно исправила.
— Что? — Брови Себастьяна удивлённо приподнялись.
— Орианн. — Я повторила, грустно улыбнувшись. — Я так вам лично и не представилась, большое упущение. Это настоящее имя, и мне хотелось бы, чтобы вы называли меня именно так, с ударением на первую букву. От «Ориeллы» возникает дурацкое ощущение, будто из меня все силы вытягивают.