Генетика любви
Шрифт:
– Лотт, Ланс, вы же слышали, что я сказал, что нельзя влиять на эмоции других гуманоидов? – строго спросил он ребят, когда они вышли в коридор.
Оба мальчика вздрогнули и с недоверием обернулись. Очевидно, они не услышали, что преподаватель вышел за ними, а по бета-фону еще не научились этого делать.
– Ну почему нельзя-то? Дома вон если провернуть, то никто не узнает, – тихо, но уверенно произнес тот из мальчиков, кто очень хотел обрадовать маму.
– И вообще, я видел по головизору, что на преступников можно воздействовать! А также доки лечат пациентов резонаторами.
– Ваша мама преступница или она чем-то больна?
Мальчишки переглянулись, словно ища поддержки друг у друга.
– По головизору говорили, что главная опасность применения бета-колебаний – это вероятность случайно спалить мозги в кашу. Но если воздействовать аккуратно, как доки, ну и место выбрать, чтобы никто никогда не узнал и не почувствовал… – протянул один из них, словно размышляя.
Себастьян покачал головой, озабоченно размышляя, что биология биологией, но ведь должен же кто-то объяснять детям морально-этическую сторону вопроса! Обычно на такие деликатные темы отцы беседуют со своим сыновьями. Мужчина хотел попытаться донести до мальчишек, что то, что они задумали, плохо, но в этот момент вся троица вышла на улицу и среди общего ментального фона разнообразных эмоций Себастьян вдруг почувствовал знакомый кружащий голову аромат сирени.
Она будто сказочное видение стояла недалеко от пропускного пункта для родителей, а короткие волосы развевались на ветру и обнажали тонкую шею. Солнце запуталось в темных прядях, а кожа мерцала золотым светом изнутри. Строгое пепельно-серое элегантное платье по колено облегало ее фантастическую фигуру и ничуть не портило образ, хотя что-то воздушное и легкое пошло бы Ориелле больше. Взгляду открывались обнаженные изящные икры, словно у примы балета, острые косточки на лодыжках и тонкие щиколотки, обутые все в те же знакомые босоножки. Цваргиня теребила миниатюрную сумочку универсального черного цвета и, прищурившись, вглядывалась в выходящих из школьных дверей учеников. Внезапно ее лицо озарила ослепительно-теплая улыбка.
Говорят, у цваргов не бывает инфарктов, но сердце Себастьяна совершенно точно в этот миг пропустило удар. Он улыбнулся в ответ и помахал рукой.
– Мама, мама!..
Ланс и Лотт бросились со всех ног к неземному видению, а Касс в который раз ощутил себя идиотом.
«Она улыбалась не тебе, кретин! Она детей из школы ждала», – пришло запоздалое понимание.
Он торопливо опустил руку, делая вид, что поправляет свитер, но обнимающая детей женщина перевела взгляд и заметила недавнего знакомого. Удивление ее оказалось столь велико, что отразилось в ментальном фоне.
– Себастьян? А что вы тут делаете? У вас тоже есть дети?!
В последнем вопросе проскользнула странная терпко-горьковатая нотка, но не успел Касс ее как следует распробовать, как она растворилась в ровных бета-колебаниях с цветочным благоуханием.
– Нет, у меня нет детей, – ответил он, вновь улыбнувшись. – Я заменял коллегу, проводил урок биологии.
– О-о-о, – протянула Ориелла, – так вы школьный учитель? Ланс и Лотт не сорвали вам урок? Некоторые учителя жаловались, что их невозможно угомонить.
– Мам, ну ты что! Нормально мы себя ведем! – возмущенно заявил один из мальчиков.
– Господин Касс вообще-то не простой учитель, а профессор астробиологии и межгалактической генетики! – тут же с важностью добавил второй ребенок, чем ввел обоих взрослых в состояние легкого конфуза.
Себастьян
– Ну что вы, госпожа Мэрриш! – первым опомнился Себастьян. – Ваши дети чудесно себя вели на уроке и задают очень правильные вопросы. Я буду рад поделиться с ними всеми знаниями, которые они усвоят.
– Я… очень благодарна. Правда. – Дивной красоты видение улыбнулось и смущенно переступило с ноги на ногу как тонконогая газель. Цваргиня несколько секунд стояла в нерешительности, словно хотела продлить разговор, а затем едва заметно отрицательно мотнула головой и взяла за руки обоих сыновей. – Приятно было увидеться, господин Касс!..
Глава 6
Дети и жуки
Орианн Мэрриш
Я чувствовала себя странно – после встречи с Себастьяном Кассом любая вещь напоминала мне о молодом и улыбчивом профессоре.
Обычно я не обращала внимания на мужчин, классифицируя их как «очень важные гости мужа». Супруг не любил, когда я появлялась в зале, если у него очередная мужская встреча. Он искренне переживал, что если я буду разносить напитки, то эти самые друзья быстро догадаются, что никакой прислуги у Мориса и в помине нет. С одной стороны – унизительно, с другой – мне на руку, ведь так я могла спокойно проверить домашнее задание у Ланса и Лотта и уложить их спать.
Приятели мужа имели значение не большее, чем стол или стул, с той только разницей, что они раздражающе реагировали на болезненную любовь Мориса сорить деньгами и охотно поощряли его всякий раз, когда он делал широкие жесты. Например, нанимал кейтеринговую компанию, которая угощала миттарскими устрицами и розовым шампанским добрую сотню почти незнакомых гуманоидов. Сомнительно, что хоть один из всей оравы приглашенных догадывался, что милые зеленые кустики в конце участка высажены не для красоты – это настоящая картошка. Ее я посадила однажды поздно вечером, когда поняла, что после очередного кутежа Мориса детей просто нечем кормить. К счастью, у меня получилось договориться со школьным поваром, чтобы целую неделю им давали двойную порцию еды. Самой же пришлось придерживаться вынужденной диеты. С тех пор я подсознательно враждебно относилась к мужчинам в дорогой одежде, потому что они ассоциировались с инфантильным поведением Мориса. Да и в целом цварги обычно вызывали у меня лишь раздражение.
Себастьян Касс запомнился со встречи на причале: подтянутый легкоатлет с фантастически синими, словно бездонный океан, глазами, витыми обсидиановыми рогами, широкой белоснежной улыбкой, в спортивной форме и дорогой обуви. Я ошибочно предположила, что это чей-то богатенький избалованный отпрыск, привыкший пускать пыль в глаза, а тут выяснилось, что он профессор. Только подумать!.. Как вообще в таком возрасте можно стать профессором?! И сколько ему лет? Я-то наивно полагала, что старше его… Он что, в колледж попал в четырнадцать? Интересно, а возьмут ли меня на архитектурный факультет, если я сдам вступительные, или тридцать – это уже поздно?