Генезис
Шрифт:
Та молча кивнула и скользнула в сени, а я перекрыл дорогу её бабке, сказав, что той надо побыть одной. Отец Тихона, его Геннадием звали, всё ещё оставался в шоке, но наконец справился с собой и простонал:
– Ну-у-у с-с-сына!
– Батя, не надо слов благодарности, - ответил я с явной иронией, после чего обратился к остальным.
– Дорогие сваты. Я люблю Машу, я женюсь на ней. Прямо сейчас мы пойдём в село, председатель колхоза мне должен, он договорится и в ЗАГСе, нас распишут. Вернёмся вечером, надеюсь к этому времени столы будут готовы, свадьбу справим. Завтра мы уезжаем, нам ещё с родителями Маши знакомиться, и спорить где моя жена будет жить, с ними или со мной, так что поторопимся. Не стоим, не стоим, расходимся. А вы дорогие родители, обговорите всё на предмет свадьбы, как всё успеть.
Последнее я сказал отцу Тихона и деду с бабкой Маши, после чего развернувшись ушёл в дом. Маша и так всё слышала, окна-то открыты, так что прихватил её, и мы, сбегав к ней домой, хорошо, что паспорт та привезла, после этого побежали в село, пока нас не перехватили. Пока шли, я размышлял. Эти два месяца действительно
По остальному, тренировался, работал, по огороду занимался, рыбу и грибы добывал, вся деревня их солила. Рыбу уже отмочил и вешал на просушку, месяц едим, малосолёная, вкусная. Машу подсадил на неё. Времени мало было на отдых, но для Маши всегда это время находил. По поводу работы, то да, я работал в колхозе в ремонтном цехе. Меня председатель колхоза нашёл, благодарил за их водителя, тот на поправку идёт, может быть сам ходить и говорить сможет. Поспрашивал не надо ли мне что, я решил подработать, сказал, что неплохой механик, работу сезонную ищу. Мою квалификацию проверили в цехе, подтвердили, знающий парень. Оформили в отделе кадров, на два месяца, уволился только вчера, и работал. Первую зарплату бабушке отдал, вторая при мне, вчера получил, с премией, вышло сто шестьдесят шесть рублей сорок две копейки, между прочим. В цехе я был поставлен на восстановление сеялок, ремонтировал их для посевной в следующем году, всё успел сделать, и помогал остальным комбайны ремонтировать. Пару раз я серьёзно выручал председателя колхоза, так что он мне действительно должен. Я начальство его из города на охоту водил и те в вострое были. Второй раз специально на охоту приезжали, недели две назад. Так что думаю просьбу он мою выполнит. И да, старая двустволка, послевоенная, в вещах деда нашлась, бабушка достала, и с десяток патронов, порох и пули с пыжами и капсюлями я купил, снаряжал сам, на охоту ходил, когда в выходные отдыхал. Работал я пять дней в неделю. Добывал зайцев, тетеревов, и дважды кабанчиков, мясо делили на всех по-честному. Я риса купил, специй в селе, каких нашёл, и в казане что у соседа занял, приготовил плов с зайчатиной. Всей деревней гуляли, ели и нахваливали. Авторитетом я начал пользоваться в нашей деревеньке изрядным. Председатель узнал, что я охотой увлекаюсь, сам-то тот рыбак хронический, вот и пригласил меня как эксперта, егерь в тот день пьян был и помочь не мог, а лесник уехал в город. Помог, и вот понравилось гостям.
Естественно, попав в будущее, пусть на два десятка лет вперёд, я не мог не заинтересоваться прошлым. Записался в сельскую библиотеку и читал по вечерам, прежде чем вернутся в деревню с работы. Да, война тут закончилась в апреле двадцать первого, в сорок пятом году. В остальном всё то же самое. Разве что зона контроля Советскими войсками вся Германия, и Австрия. Франция досталась США. В остальном всё шло также. Корейская война была, наши атомную бомбу создали и средство доставки, чем сильно американцев напугали, сейчас Вьетнам шёл. В общем, всё привычно. Я про свою субмарину вспоминал, мою красавицу. Как она? Всё ещё лежит на глубине тридцати метров в районе Клайпеды, или при поисковых работах её нашли? Вот и гадай теперь. Впрочем, даже если лежит на дне, то морская вода та ещё кислота, давно привела ту в негодность, так что теперь даже вспоминать не стоит. А вот про золото в дупле парка Горького в Москве, я вспоминал. Деньги уже не интересны, их сменили, а вот золото всегда остаётся в цене. На домик нам с Машей хватит, в столице, а может и на квартиру, как и на жизнь. Главное, чтобы на месте оно было, как и дерево.
Ладно, это всё дело будущего, а пока мы, найдя председателя, тот к счастью в управлении был, а не в поле, выложили всё. В тему тот въехал быстро, как говорит молодёжь, изучил справку из больницы, поразился конечно, поругал нас, но обещал помочь, если уж родители согласны. Тот отправился к заведующей ЗАГСа, а мы на поиски колец. Главбух подсказала где можно найти. Одна старушка кольца продавала. Мы нашли её домик, и поговорили. Узнав о нашей проблеме, та продала нам кольца по пять рублей каждое. А они тяжёлые, дореволюционные, красивые, рублей за сто точно стоили. Маше её колечко в пору, а мне уменьшить чуть нужно. Ничего, на цепочке на шее буду носить, а подрасту впору будет. Поблагодарив старушку, мы побежали к зданию ЗАГСа. Там нас уже ждали, председатель и его главбух были свидетелями. Быстро всё зачитали, спросили согласия, мы расписались и надели друг другу кольца.
Правда смеяться прекратил, когда примчались родители Маши, как раз к наступлению темноты. Мы сидели на подворье бабушки и дедушки моей жены, оно больше, у нас бы не вместило всю деревню и моих знакомых с работы. Председатель и главбух тоже были. Когда все разогрелись, я пел песни под гитару, чем удивил отца Тихона, заводные для танцев и грустные для хорового пения, особенно женский пол старался, но и мужики не отставали, именно в этот момент и примчались родители Маши. Ничего, побегал по дворам и огородам, старясь не попасть под оглоблю, которой меня пытался достать Андрей Павлович, отец Маши. Потом выпили, поздравили, обнялись, о беременности уже знали, о моём возрасте тоже. Дальше стали отдыхать. Машу я к себе спать отправил, та устала от моря впечатлений за день, а гости до полуночи отдыхали. Я тоже спать ушёл, а пьяный отец с пьяным отцом Маши, называя друг друга сватами, спорили заплетающимися языками где мы жить будем. С кем. Кстати, родители Маши из простых рабочих. Отец на пекарне работал, шофёром, возил хлеб по магазинам. А мать медсестра в больнице, между прочим, в родильном отделении. Именно на это упирал её отец. Ну а то что мой отец сам врач, хирург, как бы не считается. Так дальше те и спорили, а я спать.
Утром все были не скажем так что радостные, похмельем маялись. Сам я уже прибежал с тренировки, мокрый после купания в реке, Маша у нас ночевала, а отец на подворье, матрас ему расстелили под открытым небом. Бабушка с моей женой уже ушли на подворье где мы гуляли. Сейчас все туда стягивались, доесть остатки еды и похмелье снять, вот и мы с отцом туда пошли. Я решил, что тот достоин чтобы я называл его отцом. А вчера с улыбкой нас встретил, мол, что, получили отворот-поворот? Не удалось расписаться? А мы ему справку и паспорт. Такое лицо было… Однако признал Машу, поздравил, и скажем так, благословил.
– Чья взяла? С кем мы жить будем?
– спросил я, пока мы шли по улице.
– Ты во мне сомневался?
– гордо расправил тот плечи, и поморщился, держась за голову.
– У нас.
– Это хорошо. Маша в девятый перешла, круглая отличница, в моей школе учиться будет.
– Ты бы свои знания подтянул, да оценки улучшил. Троечник.
– Сделаю, - пожал я плечами.
– Ох какой скандал нас дома ждёт, - вздохнул отец, и через открытые ворота прошёл во двор наших теперь родственников.
Народу тут хватало, отцу сразу стопку самогона сунули, председатель тут был, он ночевал в одном из домов, тоже похмелялся. Так и посидели хорошо, а к обеду начали собирать, поезд вечером, а ещё Машу собрать надо с нами.
– Да вы не спешите, - остановил я тёщу.
– Возьмём школьную форму, летнюю и осеннюю одежду, а через неделю на выходные вы привезёте зимнее. Заодно посмотрите, как Маша живёт.
Предложение тем понравилось, но сборы не прекратили, и на машине председателя нас отправили в город. Я забрал чемодан, половину места в нём вещам Маши пришлось уступить, гитару за спину, чехол с ружьём на плечо, и тут же снял, отец не разрешил брать его, пусть тут у бабушки хранится. Я повздыхал, но оставил, и так мы покатили в город. То, что я знатный охотник, отцу ещё вчера на уши нашептали, и про то что я память потерял, тоже. Это его сразу отрезвило, мы серьёзно поговорили, тот меня обследовал, помрачнел, узнав, что семью я так и не вспомнил, как и жизнь в Москве, хотя проблем в школе не будет, и сказал, что в Москве я полное обследование пройду. Водитель высадил нас у дома где жили Михайловы, Маша Михайловой была, и укатил. Мы же поднялись наверх со всеми вещами, оказалось Михайловы в двух комнатах коммунальной квартиры проживали. Были в очереди на квартиру. Маша была единственным ребёнком, которую холили и лелеяли. Дальше мы с отцом, тестем и двумя соседями Михайловых сидели на кухне, можно сказать отмечали, а женщины собирались. Там много что нужно, учебники в том числе, всё для школы. В общем, багаж увеличился на чемодан и сумку. Пока было время, я сбегал и купил билет для Маши, отец приобретал обратные, но два. На нас двоих. Свободное место было, но только в другом вагоне. Ничего, купил, договоримся с соседями, кто-то перейдёт. Да и ехать тут восемь часов.
Мне это время нравилось, и я планировал пожить тут, хотя бы до девяностых. Дальше покидаем страну, откапываем сокровища, закопанные в районе побережья Индии, и живём как хотим. Однако, это советское время упустить я не хотел. И да, я прекрасно понимаю какие слухи пойдут о нас, но мы женаты, а это всё перекрывает. В будущем такие случаи не редкость, но и в это время случаются. Мы ещё успели сбегать в школу Маши, поговорили с директором, та в шоке на нас смотрела, но обещала всё сделать. Аттестат с оценками заберут родители Маши и привезут через неделю, когда навестят нас. Дальше была посадка, те нас провожали, и всё, под перестук колёсных пар мы покатили в Москву. Маша с нами была, удалось уговорить одного пассажира в другой вагон перейти, ему всё равно, те одинаковые. Ночью спали, а утром прибыли на вокзал. Дальше взяли машину, частника, и со всеми вещами доехали до новенького двенадцатиэтажного дома, «Ленинградка», как её называли. Тут и проживали Ивановы, на шестом этаже. Мы поднялись на нужный этаж, с трудом в лифте с багажом вместились, и отец, открыв дверь, пригласил нас проходить. Сёстры и мать Тихона были тут, вышли встречать.