Гений из Гусляра
Шрифт:
И представьте себе, как космический корабль выгружает пассажирку в порту ее родной столицы, а у трапа идет сражение с применением стрелкового атомного оружия... Потому что девушка эта оказывается ни больше ни меньше как принцем Сказаль-Василием, законным претендентом на престол, которого много лет назад, превратив в земного ребеночка, тайком вывезли с планеты враги и заговорщики...
А теперь принц Сказаль-Василий с лазерной шпагой в руке ведет своих сторонников на штурм дворца...
А Удалов прячется в туалете, чтобы
Такова жизнь...
ТУФЛИ ИЗ КОЖИ ИГУАНОДОНА
1. Время калечит
— Время не только лечит, но и калечит, — произнес Корнелий Иванович Удалов, пенсионер городского значения, глядя на подломившуюся ножку массивного стола во дворе дома № 16 по Пушкинской улице города Великий Гусляр.
Более полувека на памяти Корнелия Ивановича за этим столом сражались в домино жильцы дома. Стол казался вечным, как советская власть. Он только оседал под грузом лет.
И вот ножка подломилась.
А ведь давно уже не собираются за столом любители домино. Здесь пьют пиво. А ножка подломилась. Будто в знак протеста.
Вот в такой обстановке начинается третье тысячелетие.
Шел июнь, птиц стало меньше, а воробьев больше. Постаревший Удалов стоял посреди двора и не знал, куда ему деваться.
Обеда не намечалось, потому что Ксении позвонила Ираида из Гордома, которая по совместительству заведовала культурой, и вызвала ее с какой-то целью. Удалову не сказали, какая такая цель, его забыли, как старика Фирса.
По двору шел незнакомый кот наглого вида: хвост трубой, глаз подбит. При виде Удалова произнес «мяу», причем так фамильярно, что Корнелия Ивановича даже покоробило.
— Мы с тобой водку не распивали, — строго сказал он коту.
Саша Грубин выглянул из окна на первом этаже и сказал:
— Минц мне сказал, что, по его расчетам, Земля проходит сквозь космическое облако, которое резко повышает интеллектуальный уровень всех живых существ, кроме человека.
— А почему человека не повышает?
— А мы уже на пределе, — ответил Грубин. — И не исключено, что профессор прав. Я порой чувствую, что мне уже некуда умнеть.
— Это опасно, — заметил Удалов. — Они захотят взять над нами верх. И может, даже поработить.
— Ну что ты думаешь так тревожно! — возразил Грубин. — Я не вижу ничего дурного в том, что кошки или собаки станут поумнее. С умным котом мне всегда легче договориться, чтобы он не кричал под окном.
— Умные люди не могут договориться, — сказал Удалов.
Во двор вошел молодой человек, Гаврилов, меломан без определенных занятий, несчастье его матери-одиночки. Она любила повторять: «Счастья было — одна ночка, и на всю жизнь я мать-одиночка».
Был Гаврилов навеселе.
Он
За Гавриловым шагали три кошки.
Словно ждали, что он им отрежет по ломтю белого хлеба.
Завидев Удалова, Гаврилов усмехнулся мягкой физиономией и изобразил радость.
— Светлый день наступил! — заявил он.
— Насосался, — заметил Грубин.
— Попрошу без намеков, — сказал Гаврилов. — Жизнь подарила мне смысл. Сколько я тебе должен, дядя Корнелий?
Фамильярность не покоробила Удалова — вся непутевая жизнь Гаврилова прошла у него на виду.
— Около семидесяти рублей, — ответил Корнелий Иванович. Он знал цифру долга, потому что не терял надежды когда-нибудь долг получить. И старался, чтобы сумма не перевалила за сто рублей. После ста долг становится безнадежным.
— Девяносто рублей, — сказал Гаврилов. — Я проценты добавлял. А теперь держи. Подставляй свои трудовые ладони.
Растерянный невероятной щедростью Гаврилова, который никому никогда еще не отдал долга, Удалов протянул сложенные лодочкой ладони. Гаврилов забрался свободной рукой в оттопыренный карман брюк и вытащил оттуда жменю стальных рублей. Высыпал деньги в ладоши Удалову и произнес:
— Это еще не все, дядя Корнелий.
Он повторил жест. Монеты были тяжелыми, груз оттягивал руки.
— Не тяжело? — спросил Гаврилов.
От него разило дорогим виски.
Икнув, Гаврилов пошел к себе.
— Пора работать, — загадочно произнес он. — Работодатели ждут в нетерпении.
Он побрел к своим дверям, кошки — на три шага сзади.
Удалов высыпал монеты на покосившийся стол.
— Явное противоречие, — заметил Грубин. — Он же не на паперти стоял. Почему отдает не бумажками, а металлом?
Удалов принялся считать монеты, двигая их по столешнице.
— Ты заметил, что кошки зашли за ним в дверь? — спросил Грубин.
Он запустил костлявые пальцы в седеющую шевелюру. Он всегда так делает, когда думает. Говорит, что это помогает.
— Пятьдесят восемь, — сказал Удалов. — Я и на это не надеялся. У тебя пожевать чего-нибудь найдется?
— Пиво есть, — сказал Грубин. — Холодное.
— А чем закусываешь?
— Заходи, — предложил Грубин. — А где Ксения?
— Ее в Гордом попросили. Какие-то женские дела, общественность.
— Что-то она с возрастом активной стала, — заметил Грубин.
Удалов зашел к нему, сел за стол, отодвинул неработающую модель вечного двигателя — у каждого из нас есть маленькие слабости!
— Экологией интересуется, — сказал о своей жене Удалов. — Живыми существами.
— Голубей и кошек она всегда подкармливала.
— Она и сейчас подкармливает. Ксения ведь только кажется суровой. У нее суровости на меня и хватает. К остальным она добрая.
Выпили пива.
— Хорошо, что теперь стоять за ним не надо, очередей нет, — сказал Удалов.