Гений из Гусляра
Шрифт:
Почуяв неладное, Удалов кинулся вниз.
Он ворвался в комнату профессора и с порога спросил:
— Ты что сделал, Лев Христофорович?
— Как всегда. Средство придумал.
— Ну говори, говори! — Удалов переминался на пороге, не входил, потому что еще не завтракал, но и уйти не мог.
— Сам догадаешься, — загадочно улыбнулся профессор.
Удалов обиделся и собрался уходить. Минц его не видел. Он брился бритвой «Жиллетт» и гляделся в зеркало.
Вскоре Удалов пошел на улицу.
Драконов
Город был тих, благостен, дети резвились в песочницах и бегали по скверу.
Вдруг они прервали свои игры и испуганно замолчали.
По дорожке сквера бежала незнакомая Удалову красивая молодая женщина в чуть-чуть разорванном длинном белом платье. На ее лице застыло изображение тревоги и душевной боли.
Удалов посторонился.
Проходя мимо дома, в котором обитал писатель Петро Поганини, Удалов остановился и поглядел наверх. Из окон не выскакивали птеродактили и пришельцы. Но доносилось женское пение. Дарья Гофф напевала романс Алябьева.
Что происходит?
Неожиданно сквозь стену дома просочилась черноволосая женщина средних лет, упитанная, но несчастная. Она прижимала к глазам батистовый платочек. За ней показался мужчина военной выправки, но в костюме для верховой езды второй половины прошлого века. Мужчина протягивал руки к женщине.
Не доходя до женщины нескольких шагов, мужчина передумал ее останавливать и замер, скрестив руки на груди. Женщина же продолжала свой путь.
Удалов не стал досматривать тревожную сцену. Ему захотелось домой.
Когда он свернул на Пушкинскую, то увидел, что под ногами у него тянутся рельсы, хотя по Пушкинской сроду не ходили трамваи.
Что еще за новая напасть? Может, драконы лучше?
Удалов, ускоряя шаг, мчался к Минцу.
И чуть не попал под поезд.
Старинный паровоз с длинной трубой тянул за собой несколько небольших зеленых вагонов. Вагоны были эфемерны и, наверное, относились к творчеству Поганини. Но зрелище было внушительным.
Поезд несся туда, где стояла печальная брюнетка, а на нее глядел мужчина в костюме для верховой езды.
Удалов вбежал в кабинет Минца.
— Что творится, сосед? — грозно спросил он. — Лучше уж признавайся.
Минц широко улыбнулся. Он сидел в кресле-качалке и ласкал черного кота Лумумбу, которого завел и полюбил совсем недавно.
— Мы избавили город от чудовищ, — сказал Минц.
— Но к нам какие-то новые лезут.
— Люди, а не чудовища! И это ненадолго. Скоро писатель нас покинет.
— Объясни.
— Если ты не можешь избавиться от болезни, то проще всего вышибить клин клином.
— Какой клин каким клином?
— Я принес Поганини несколько незнакомых ему произведений литературы. И убедил этого молодого человека, что куда
— И что он сказал? — заинтересовался Удалов.
— Он вынул карманный калькулятор и принялся считать, сколько он бы получил на месте Л. Толстого при расчете рубль пятьдесят с каждого экземпляра.
— И что же?
— Остался доволен результатами. А сегодня я к нему заглядывал.
— И что же?
— Пишет. Разве ты не видал вокруг его дома всяких персонажей?
— Эврика! — воскликнул Корнелий Иванович. — Он пишет «Анну Каренину»! То-то поезд по Пушкинской ехал.
— Ах, мой милый Удалов, — усмехнулся профессор Минц. — Все в жизни не так просто, как кажется. Роман Поганини называется «Маня Каледина». Как видишь, он никогда не опустится до прямого плагиата.
— Но под поезд она бросится?
— Куда ж ей деваться!
Удалов задумался. Потом обратил к Минцу круглое, простодушное лицо.
— Нет, — сказал он. — Ничего у нас не выйдет. Не сегодня-завтра снова драконы попрут.
— Почему же?
— Да завернут издатели Поганини с его Маней. Неужели они в школе не учились?
— Некоторые издатели в школе учились. Но плохо, — вздохнул Минц. — А богатенькие забыли, чему учились. Наконец, самые богатые отличались слабым здоровьем и болели, когда проходили «Анну Каренину». Кстати, Корнелий, никто в школе не надеялся, что дети прочтут роман Толстого. Потому его и не читали, а проходили. А проходят как?
— Мимо?
— Вот именно. Проходят мимо.
— Ничего, — сказал Удалов. — Если я прав, то Поганини вернется к драконам, если ты прав, то придется нам иметь дело с изысканными чувствами.
— Если я прав, то Поганини заработает столько денег, что сможет купить квартиру в Москве.
Удалов улыбнулся и пошел домой. Ему хотелось посидеть в мягком кресле и почитать газету.
Но не пришлось.
На кухне сидела Татьяна Ларина (судя по одежде и выражению лица), читала письмо от Онегина и тихо плакала.
А Ксения, которая как раз вошла туда, стояла в дверях, скрестив руки на груди и убийственно глядя на непрошеную девицу.
Удалов вздрогнул и хотел прошмыгнуть мимо, но Ксения схватила его за рукав.
— Уже в дом таскаешь? — спросила она Удалова.
— Кого таскаешь?
— Шлюх таскаешь!
— Я ее в первый раз вижу. А вообще она — воображаемое видение Александра Сергеевича Пушкина.
— Если видение, почему она не у Пушкина на кухне, а у меня?
— А ты проверь, — предложил Удалов. — Она сквозная.