Гений подземки (сборник)
Шрифт:
Багдасаров извлек из недр видавшего виды шкафа стильную коричневую папку и небольшую коробку, похоже – от электробритвы. Водрузил их на стопку книг, возвышающуюся в центре стола, сел. Ромка опустился напротив, оседлав шатучий табурет.
– Небось, сгораешь от любопытства?
Ромка фыркнул: «Еще бы!»
– Тогда слушай. Началась эта детективная история с перстнями, наверное, невероятно давно. Но для меня – всего-навсего семь лет назад, за год до службы. Как-то раз копался я в семейных бумагах и обнаружил любопытный документ, – Славка вынул из папки несколько пожелтевших листков почтенного возраста. На них змеился рукописный текст на неизвестном Ромке языке и рисунок присутствовал – знакомого вида перстень, – весьма незаурядно выполненный углем.
– Понятно, что меня это заинтересовало. Я расспросил отца, но он почти ничего не знал, сказал только, что это одно из исторических увлечений деда. А дед как раз за неделю до этого уехал лечиться в Феодосию. Я еле дождался его, так как в поисках еще чего-нибудь, имеющего отношение к первому документу обнаружил целый архив и два перстня. Вот эти, – Багдасаров указал на пару перстней в коробке. Они покоились
– Второго, пятого и седьмого тогда еще не было, – сказал Багдасаров, коснувшись тремя пальцами, как пианист, соответствующих перстней. – Кстати, три дня назад ты принес вот этот, седьмой. Но вернемся к деду. Вот что он рассказал. Во время войны – а мой дед прошел всю войну, с первого до последнего дня, – служил вместе с ним один парень, историк, Андрей Щелкалов. Как-то так вышло, что с дедом он сдружился: знаешь ведь, как это бывает – котелок один на двоих, ели вместе, спали рядом, одной шинелью укрывались. И носил этот парень на шее перстень – на цепочке. Дед спросил, что это за странная вещь. Выяснилось, что перстень имеет свою собственную биографию. Андрей рассказал все с самого начала, как я тебе пытаюсь.
Багдасаров хлопнул ладонями по столу.
– Придется совершить небольшой экскурс в историю. Приблизительно в 1570 году, во время правления Ивана Грозного, начал действовать русский корсарский флот. Знаешь, что это такое?
Ромка не знал.
– Собственно, это узаконенное пиратство. Или антипиратство, если угодно. Одно государство топит торговые суда другого. На Балтике тогда сложилась весьма напряженная ситуация. Россия рвалась к морю – ей необходимо было торговать. Европейские страны, как могли, противились этому. Тогда Иван Грозный решился на следующий шаг: сделал ряд уступок английским купцам – снизил пошлину, приказал торговать с англичанами по низким, выгодным им ценам и так далее. Понятно, что англичане, по сути дела получившие монополию на торговлю с Россией, крепко ухватились за эту возможность и слетались, а точнее – сплывались к берегам России, словно мухи на мед. Европу это взбесило, в первую очередь польского короля Сигизмунда-Августа. Он и натравил свой корсарский флот на английские суда. Иван Грозный в ответ сколотил свой флот, с помощью иностранных мореходов и русских корабелов, для защиты англичан. Дрались эти корсары, без сомнения, много, одно море знает, сколько моряков там погибло. На русских судах матросами служил всякий сброд – головорезы со всей Европы, хотя хватало и русских моряков. На одном из таких корсарских кораблей и подвизался пра – пра, не знаю уж, сколько раз «пра-» дед Андрея – Федор Щелкалов. В этом же 1570 году в одной из морских баталий корабль получил серьезные повреждения и затонул немедля. Из экипажа спаслось восемь человек и, видимо, спасли они, помимо собственных жизней, еще нечто, нечто очень важное для царя Ивана. Что именно – ни Андрей Щелкалов, ни дед, ни я так и не выяснили. Но услуга, видать, вышла немалая, потому что царь пожаловал всем восьмерым определенную сумму денег – факт для того времени достаточно необычный – и в память вручил семерым матросам по такому вот перстню, а восьмому, голландцу-штурману – то, что мы условно называем «замком». Так предок Андрея Щелкалова стал обладателем перстня, который впоследствии передавался из поколения в поколение, от отца к сыну, пока не добрался до Андрея. В сорок третьем году Андрей погиб под Курском. Родных у него не оказалось, и перстень оставил себе мой дед. Андрей успел сказать, что все перстни и замок, собранные вместе, имеют какие-то необычные свойства, и дал адрес архива, где могли найтись сведения об остальных перстнях.
Деду повезло больше – он дожил до Победы, и, помня о словах друга, стал искать архив. Оказалось, что его эвакуировали из Москвы куда-то в Сибирь. Добрался до него дед аж в пятьдесят восьмом году, в Новосибирской, области, в Искитиме. И выяснил интереснейшие вещи.
Перстни с замком уходят корнями в глубокую древность. Упоминание о них нашли в византийских документах. Представляешь? Византия! Видишь вот эти знаки внутри? – Багдасаров показал на замысловатые письмена. – Это цифры. Правда с письменностью Византии, то бишь с греческим языком и алфавитом, они не имеют ничего общего, но именно из византийских документов узнали, что это просто цифры, от 1 до 7. Подобных знаков, насколько я сумел установить, ни один народ мира ни ныне, ни в древности не употреблял. По крайней мере, в течение последних трех-пяти тысяч лет. Другими словами, науке они неизвестны. Далее. В тех же документах сказано: «Кто соберет воедино все перстни, сложит их в ключ и вставит ключ в замок – тот откроет некую «забытую дорогу человечества». Что это за дорога и куда она ведет – не упоминается. Забавно, правда? Я, честно говоря, до сих пор не понял: перстни – это ключ, замок тоже имеется, а вот где дверь? Или что-то вроде нее?
– Постой, – перебил его Ромка. – А почему тот же Иван Грозный не открыл эту дорогу? Ведь у него были под рукой все семь перстней и замок в придачу. Или тот, кто все это царю доставил?
– Ха! Дело-то как раз в том, – объяснил Багдасаров, – что византийские рукописи нашли почти через триста лет после того, как Иван Грозный раздал все матросам. Замок и перстни разбрелись по Европе. Царь просто не знал предназначения ключа и замка, не знал даже, что это вообще ключ и замок.
Багдасаров умолк. Ромка сидел здорово ошарашенный. Такие истории всегда интригуют до крайности, а если ты еще и их участник…
– Вот и начал мой дед искать следы всех перстней, кроме номера четвертого, который уже был у него. Шесть лет спустя дед напал на след второго: Андрей Щелкалов еще до войны сумел установить имена трех матросов, получивших перстни. Кроме Федора Щелкалова, это были Степан Гурьев, крестьянин богатого соликамского купца Аникея Строганова, ставший корсаром, и эстонец из Колывани
Но вернемся на пару лет раньше. До восемьдесят четверого года дед ни на шаг не продвинулся в поисках. Двадцать лет он ворошил архивы, но ему не везло. Вдвоем мы копались еще год, тоже безрезультатно. Потом я ушел в армию, досадуя, что целых два года потеряю в своих поисках. Можешь представить мои чувства, когда в первые же дни службы я узнал, что среди новобранцев есть эстонец по имени Леокс Тит! Я сразу же познакомился с ним. Вскоре выяснилось, что у них полдеревни носит фамилию Тит и один из селян владеет перстнем, который, по слухам, подарен его предку царем. Леокс хорошо знает этого человека и даже приходится ему дальним родственником. В результате переписки тот соглашается продать перстень. Так, спустя два года, в мои руки попадает третий экземпляр. Его номер – пятый. Дед, понятно, очень обрадовался, и мы с новой энергией взялись за поиски. Вскоре я переехал в Киев, поступил в институт. Через год я списался с архивом города Гданьска и получил копию документа – что-то вроде судебного протокола. Вот, смотри, – Багдасаров достал очередную бумагу из папки. – Судили некоего Вылчека, русского корсара и изменника. Несомненно, это был тот самый Ян Вылчек, данцигский шалопай, удравший от правосудия в корсары. Его повесили в 1584 году. Списавшись со специалистами Гданьского института истории, я попросил попытаться выяснить судьбу перстня. И, представь, на их публикацию в каком-то журнале откликнулся один краковский рабочий. Перстень хранился у него, но каким образом попал он к родителям, рабочий не имел ни малейшего представления.
Перстень переправили мне в обмен на обещание сообщить в институт результаты дальнейших поисков. Это оказался перстень номер два. Теперь мы их собрали уже четыре – больше половины! И когда я безнадежно зашел в тупик, являешься ты с седьмым номером, да еще находятся следы замка! Если знакомый твоего отца действительно сумеет разыскать и передать замок, останутся всего два перстня – не так уж много.
Ромка спросил:
– А чей перстень принес я?
Багдасаров кивнул:
– Я тоже задавался этим вопросом. Возможны три варианта: либо это перстень Степана Гурьева, но вряд ли он мог попасть в из Сибири в Швейцарию. Марат Мурзаев тоже, скорее всего, отпадает. Самое вероятное, что это перстень Клауса Морке, фламандца. Улавливаешь? Швейцария не так уж и далеко.
– Значит, остается замок и два перстня?
– Выходит, так…
– И ты надеешься их найти?
– Надеюсь, – твердо сказал Багдасаров.
Ромка мечтательно закрыл глаза.
– То-то обрадуется твой дед, когда узнает, что ты отыскал еще один перстень и напал на след замка!
Багдасаров вздрогнул и тускло взглянул на Ромку.
– Дед умер в прошлом году… – и добавил шепотом, – и завещал мне найти забытую дорогу…
Прошла еще неделя. Все это время Ромка с нетерпением ждал известий о замке. Теперь он знал, что отец договорился с кем-то из своих женевских знакомых, чтобы тот зашел в ту самую лавку и узнал насчет замка. Как-то придя вечером домой, Ромка ощутил неясное напряжение: отец был дома, что нехарактерно для столь раннего часа. Ромка кинулся к нему в кабинет.