Гений разведки

Бортников Сергей Иванович

Хотя…

Я лично непременно взял бы последнее слово в кавычки.

* * *

Время шло.

Одна зона сменялась другой. Одни "подельники" и, как следствие, новые товарищи по несчастью, то есть отсидке, — другими.

При всём том долго на одном месте Володька не задерживался. Без раздумий, при первом же удобном случае — линял, "становился на лыжи". То есть, если выражаться нормальным человеческим языком, — попросту сбегал.

Чтобы почти сразу же в очередной раз попасться в лапы "краснопёрых" и отправиться по накатанной стезе либо в тот же (исходный), либо в какой-то иной, ничуть не лучше

предыдущих, лагерь.

Пожалуй, он многого бы достиг на той неправедной, противозаконной воровской ниве. Если бы не генетическая память, не извечная тяга к добру и справедливости.

И — не "историческое" знакомство с одним, крайне авторитетным в арестантской среде человеком, в конечном итоге с ног на голову перевернувшее все представления о жизни в душе главного персонажа нашего сегодняшнего повествования.

В каком месте оно состоялось, автору, к сожалению, неизвестно. И имя мужчины, направившего Подгорбунского на праведный путь, доселе не ведомо.

Остальные сидельцы обращались к нему предельно просто, коротко и в то же время с глубочайшим уважением — Дед. А самые доверенные и вовсе — Полковник. При этом мало кто из них знал, что такая громкая "погремуха" [8] приклеилась к немолодому и очень авторитетному узнику вовсе не случайно и что столь высокое воинское звание он на самом деле получил много лет тому назад — ещё в начале 30-х годов, но вскоре жизнь, как говорится, дала трещину: в СССР начались массовые репрессии против руководящего состава РККА.

8

Погремуха, погоняло — прозвище (жаргон). Ни в коем случае не кличка! Клички, как считают представители блатной субкультуры, бывают только у собак.

Как бы там ни было, именно этот, умудрённый сединой, но, как прежде, жизнерадостный и чрезвычайно стойкий, можно сказать несломленный и мудрый человек стал для Володьки Подгорбунского жизненным наставником, да что там! — вторым отцом, дал толчок для превращения незаконопослушного юнца в одного из самых отчаянных и дерзких героев великой Страны Советов…

II. НА ПУТИ К ИСПРАВЛЕНИЮ

1

Высокий и невероятно худой даже по лагерным меркам мужчина, которому на самом деле ещё не исполнилось и пятидесяти лет (хотя выглядел горемыка на все сто — настоящий, как в своё время метко заметил классик мировой литературы, "живой труп"; точнее и не скажешь!), громко кашлянул и жестом подозвал к себе одного из соседей по бараку — юркого, смышлёного мальчишку лет восемнадцати. На воле тот слыл "форточником" — благодаря своим мелким габаритам, легко пролазил в любое, даже самое узкое отверстие и выносил наружу всё ценное, что находилось внутри указанного помещения.

А ещё…

Вечерами вместе со старшими товарищами паренёк отправлялся в очередное, заранее избранное питейное заведение с целью вычислить зажиточного "лоха" среди основательно загулявших лиц и немедля спровоцировать скандал: то ли в борщ плюнуть, то ли вроде как нечаянно опрокинуть на пол чужую тарелку или рюмку с водкой — и таким образом навлечь на себя вполне праведный гнев, частенько выливающийся в обычный звонкий подзатыльник —

наш человек вспыльчив, легко воспламеняем и обычно готов махать руками по любому поводу и без.

"Ах… Так… Да я тебе!.."

В тот же миг перед его лицом, словно из-под земли, вырастала лихая ростовская братва… Мол, "зачем мальца калечишь?" За сим — неминуемые "разборки", разговор на повышенных тонах и, как следствие, всеобщий мордобой, во время которого Алик Дровянников (так звали в миру "народного артиста") умудрялся, как у них говорят, обчистить не одно жирное портмоне…

— Позови своего корешка, бесёнок.

— Горбуна? — переминаясь с ноги на ногу, молодой сиделец с подозрением покосился на бывалого — уж слишком необычным показалось его поведение.

Почему?

Несмотря на смертельную болезнь, Полковник старался поддерживать своё тело (и, главное, — душу!) в порядке: никогда не унывал, по утрам при возможности делал несложные физические упражнения и даже пытался иногда тягать гири, правда, в последнее время, — всё реже и реже; посему громоздкие железки успели основательно покрыться пылью под его козырной, отдельно стоящей, шконкой [9] . Но, если б он мог что-то сделать сам, ни за что не стал бы никого просить даже о таком, пустяковом, в общем-то, одолжении — по крайней мере, так было до сегодняшнего дня…

9

Шконка — кровать, нары (каждая в отдельности полка, если они двухъярусные) в местах лишения свободы (жаргон).

И вот всё изменилось.

Причём — не в лучшую сторону.

"Да уж… Конкретно сдал Дедуля; отощал, осунулся… Похоже, долго он не протянет!" — сделал неутешительный вывод совсем ещё зелёный, но не по годам наблюдательный и сообразительный — избранная "профессия" обязывает! — жулик.

— А то кого же? — устало обронил в ответ немощный "старец" и в очередной раз скорчился от боли, тем самым целиком и полностью подтверждая диагноз своего юного коллеги. — Найди и приведи!

— Зачем? — не совсем участливо и, наверное, абсолютно нетактично по отношению к старшему и более авторитетному товарищу, поинтересовался Алик.

Это в данной ситуации тоже выглядело непривычно и даже в какой-то мере неестественно, странно… Ибо ещё совсем недавно он был рад исполнить любую просьбу этого всеми уважаемого человека, никак не упорствуя и не задавая лишних вопросов.

— Хочу покалякать с ним по душам, покаяться… Авось в последний раз? — добавляя звука, твёрдо и чётко изложил суть своей позиции Дед.

— Кончай! — заводясь, тоже повысил голос Дровосек (так звали его товарищи по несчастью). — Тоже мне — страдалец выискался… Такого и ломом не добьёшь!

— Я раньше тоже так думал, сынок…

— И что, скажите, вдруг изменилось?

— Ничего. Просто время моё ушло. Больше не жилец я на этом свете… А жаль!

— Негоже преждевременно сожалеть о том, чего ещё не случилось… Сами учили…

— Что-то я не припомню в своём арсенале такого афоризма…

— Да как же? Было дело!

— Было… Не было… Какая разница?

— Большая!

— Прекрати пререкаться. Скажи прямо: кликнешь али нет?

— Попробую… Однако предупреждаю: шансов у нас с вами совсем немного, по факту — мизер!