Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля
Шрифт:
Она осторожно наклонилась, чтоб рассмотреть находку, и глазам ее представилась страшная картина: у ворот лежал ненавистный жених, весь перепачканный кровью… Чтобы взять свою туфлю, нужно было переступить его труп, но на это она не решилась и, быстро захлопнув калитку, прошла к себе в квартиру.
На другой день девушка была подвергнута строжайшему допросу. Общие свидетельские показания говорили, что она питала к покойнику глубокую ненависть, но тем не менее, по непреклонной воле родителей, должна была выйти за него замуж.
— Не запирайтесь! — говорили ей. — Признайтесь: это ваших рук дело… Улики налицо: около убитого
Обвиняемую арестовали. Ее оправданиям не придавали никакого значения. Ее слезы, ее чистосердечные клятвы никого не трогали.
Прошло много времени. Над виновной должен был состояться суд, и, вероятно, ей пришлось бы отбыть тяжелое наказание. Но до сведения сыскной полиции дошло, что некий посетитель трактиров того околотка, в котором произошло вышеизложенное, будучи как-то в пьяном виде, признался при свидетелях, что из-за него неповинно страдает молодая девушка, подозреваемая в убийстве своего жениха. Дальнейшие розыски подтвердили это. Его задержали, и он признался, что убийство совершено им, но без заранее обдуманного намерения.
— Мы встретили с ним Новый год в кабаке, возвращаясь из которого, о чем-то на улице повздорили. Он ударил меня, я обозлился и так неудачно ответил ему по физиономии металлической палкой, что он умер.
На суде ему было дано «снисхождение». Мнимая же преступница была немедленно освобождена.
Дочь значительного чиновника Анюта Новикова была влюблена в блестящего гвардейского офицера, известного в 1850-е годы весельчака и донжуана. Он был желанным гостем в доме Новикова, который, замечая неравнодушие своей дочери к нему, не прочь был назвать молодого повесу своим зятем…
Недели за три до рождественских праздников офицер внезапно скрылся с горизонта петербургской жизни. Никакие справки ни к чему не приводили. Ходили слухи, будто бы его замешали в какое-то чуть ли не политическое дело и что он арестован до следствия, но насколько все это было справедливо, никто не мог проверить.
Семья Новиковых, разумеется, сокрушалась, но в особенности эти сведения подействовали на впечатлительную натуру Анюты. Она, как выражались окружающие, «разом притихла, точно пришибленная»: стала чаще ходить в церковь и дольше обыкновенного стоять на коленях перед образами…
Накануне Нового года, когда вся семья собралась в гостиной возле елки, которую устраивали ежегодно в этот день для младших сестер и братьев Анюты, раздался резкий звонок и через минуту на пороге комнаты появился веселый и торжествующий гвардейский офицер.
Он был встречен общим восторгом. На вопросы Новикова он успел ответить только:
— Был предательски оклеветан, но следствие убедилось в моей невиновности, меня выпустили из каземата, и — вот я опять среди вас. А где Анна Павловна? Отчего я ее не вижу?
— Вероятно, в своей комнате…
В разговор вмешалась старая нянька:
— Да, да, барышня у себя… Кажись, гадать на зеркалах собралась.
— Гадать? — рассмеялся офицер. — Проведи-ка меня, нянюшка, к ней — я ей суженым покажусь.
Повела его старуха к барышне.
Анюта сидела между двух зеркал и держала в руках две зажженные свечи.
Офицер следил за ней сквозь
— Ишь, голубка, — шепотом произнесла нянька, — суженого высматривает.
— Сейчас увидит! — сказал офицер, шумно распахнув дверь и появляясь картинно на пороге.
Анюта вскрикнула, свечи выпали из рук и потухли.
Девушка не скоро пришла в себя. Похолодевшую, уложили ее в постель, с которой она уже и не вставала.
За неделю до Масленицы эту несчастную жертву экзальтированного гаданья и невинной шутки хоронили.
Путилину было заявлено на рождественских праздниках, что шайка профессиональных воров ходит под видом компании ряженых по богатым домам и нагло обворовывает доверчивых людей, впускающих этих костюмированных грабителей к себе, принимая их за своих знакомых, так как, прежде чем войти в квартиру, они непременно прикрывались фамилией, хорошо известной хозяевам.
Агенты сыскной полиции насторожились, и вскоре им удалось напасть на следы воровской шайки.
Путилин каким-то образом проведал, что воры на четвертый день праздника собираются на маскарадную вечеринку к одному полковнику, проживавшему на Литейном проспекте. Сейчас же был предупрежден, конечно, относительно этого полковник. Но ему советовали не беспокоиться, так как вместе с ворами у него будут в гостях и сыщики.
Действительно, вечером у полковника собралось значительно большее число замаскированных, чем он предполагал. Гости очень веселились, и никто не замечал, как в квартире постепенно пропадали ценные вещи.
Воры, как оказалось, приехали на вечеринку со своим лакеем, который и оставался в передней с шубами своих «господ». Ливрея у этого лакея была широкая, с глубокими карманами, в которые и упрятывались все вещи, уворованные его «господами». Те поминутно выходили в переднюю будто бы освежиться от прилипавшей к лицу маски и тихонько передавали ему свои приобретения. Когда же он оказывался совершенно нагруженным, его одного отпускали домой, а затем уезжали и сами как ни в чем не бывало. При таких условиях они безбоязненно посещали чужие квартиры. Если бы даже в конце концов где-нибудь их заставили снять маски, то и в этом случае они имели возможность вывернуться: «Пришли, мол, на огонек; захотели повеселиться. А если-де вы посторонних не принимаете, то должны были нас осмотреть в передней». А маскированных разве осматривают? Всякий интерес пропадает. Принято их угадывать.
Сыщики зорко следили за ворами, и в особенности за лакеем, лицо которого было тоже прикрыто маской. Но вот он стал уходить.
Один из помощников Путилина, разумеется тоже маскированный, его предупредил. Спустился раньше и приказал карете «подавать». Как только воровской сообщник вышел, агент любезно распахнул перед ним дверцу кареты, усадил его и, уместившись с ним, крикнул кучеру:
— Пошел!
Мнимый лакей карету сыскного отделения сначала принял за свою, но потом, когда пришел к убеждению, что возле него находится незнакомый человек, не мог уяснить своего положения и недоумевающе спросил попутчика: