Гений зла Гитлер
Шрифт:
Это надо было как-то прояснить.
Крах Российской империи в 1917 году поставил под контроль Германии Прибалтику, и в 1918 году ее было решено как-то организовать – там был изрядный хаос. Образовались местные сеймы, провозгласившие заново старинные герцогства Курляндии и Ливонии – в общем, после достижения Брестского мира с большевиками германское командование на Востоке (нем. Ober Ost) решило, что это все ни к чему и в целях улучшения управления должно быть укрупнено.
Поскольку и
Hy а Литву по решению Берлина так Литвой и оставили, только что «признали ее независимость».
После капитуляции на Западном фронте в ноябре 1918 года это решение вышло Германии боком.
Если Балтийское герцогство моментально развалилось и на его обломках пошли местные варианты общероссийской Гражданской войны, то Литва действительно почувствовала себя независимой и потребовала у Восточной Пруссии то, что она называла Клайпедой. В Германии-то это называлось городом Мемелем, население которого состояло в основном из немцев, но кто же спрашивал мнение Германии в ноябре 1918-го?
И так называемый Мемельский край был отделен от Германии, поставлен поначалу под контроль Лиги Наций, а с 1923 года вошел в состав Литвы. Сделано это было «методом самозахвата» – порядка тысячи человек, половину из которых составляли литовские полицейские в штатском, заняли местную ратушу и сообщили, что они «разгневанные мемельские поселяне», просто жаждущие слиться с родиной.
Тем дело и уладилось.
Французы не возражали, потому что не хотели держать на Балтике свой гарнизон, немцы не возражали, потому что боялись, что Мемель попадет в руки Польши, – и в итоге город и округа стали литовскими.
Так и продолжалось – вплоть до конца марта 1939 года.
Как раз в это время министр иностранных дел Рейха Иоахим Риббентроп в личной беседе в Берлине сообщил министру иностранных дел Литвы Юозасу Урбшису, что одно из двух – либо Мемельский край немедленно перейдет под германский контроль, либо Каунас, столица Литвы, будет разбомблена в пыль.
Времени на размышления и на консультации у литовцев не было – ультиматум им предъявили даже без указания срока, решать надо было немедленно. В итоге Мемель и округа перешли Германии, германские войска через мост у Тильзита вошли на новую территорию Рейха, а 23 марта в Мемель приехал Гитлер. Фюрер прибыл туда не просто так, а на борту военного корабля с красноречивым названием, «Deutschland».
4 апреля 1939 года министр иностранных дел Польши Юзеф Бек вылетел в Лондон.
Ситуация на тот момент складывалась такая: Польше в конце марта ультиматумов в Берлине не предъявляли, а по-дружески заявили, что надо бы что-то сделать с Данцигом. Идея заключалась в том, что вольный город вернется в лоно Германии, Польша вознаградит себя за счет Словакии, а что до данцигского порта, то полякам
В обмен на небольшое одолжение.
Было бы очень желательно построить сквозную железную дорогу, соединяющую Восточную Пруссию, Данциг и Германию. Дорога, правда, пройдет по польской территории, и ясно и без слов, что она будет находиться под юрисдикцией Рейха, но какие счеты между друзьями? И вот как раз для подписания договора на эту тему министра иностранных дел Польши и просили прибыть в Берлин. Как окончилась поездка в Берлин министра иностранных дел Литвы Юозаса Урбшиса, в Варшаве было известно.
Поэтому Юзеф Бек в Берлин не поехал, а велел польскому послу в Германии передать Риббентропу меморандум, в котором во всех его предложениях ему отказывали, сразу и без обсуждения, и ссылались на подписанный между Польшей и Германией договор о ненападении, а уж заодно – и на речь Гитлера от 20 февраля 1938 года, в которой Польше была обещана неприкосновенность.
Риббентроп пришел в ярость, в нарушение всех и всяческих правил накричал на посла, но тот остался к этому вполне равнодушен и только сообщил, что «выполняет указания своего правительства».
А Юзеф Бек, как мы знаем, полетел не в Берлин, а в Лондон – и вернулся оттуда с формальным обещанием защиты независимости Польши. Это, кстати, был не такой простой документ, его следовало читать внимательно – Польше была обещана защита ее независимости, но не территориальной неприкосновенности.
Но в тонких юридических деталях в тот момент разбираться не стали.
Генерал Гальдер еще в конце марта 1939 года полагал, что следует «не медлить и ловить момент», но через пару недель это стало уже не так просто. Атака с ходу не удалась, теперь надо было переходить к осаде.
Тут следовало подумать.
Результаты размышлений Адольфа Гитлера были суммированы им в его речи от 28 апреля 1939 года и вылились в поток сарказма, опрокинутый на президента США Рузвельта. Дело тут было в том, что Рузвельт обратился к Гитлеру с предложением – в обмен на договор, формально обязывающий Германию воздерживаться от нападения на некоторые страны (дальше следовал целый список, включающий в себя даже Египет, Сирию и Иран), США обязывались работать вместе с Рейхом за разоружение и «доступ к рынкам и сырью, равный для всех».
В списке было поименовано 31 государство. Далее – цитата из книги У. Ширера «Взлет и падение Третьего рейха: «…[туда] были включены Польша, Прибалтийские государства, Россия, Дания, Нидерланды, Бельгия, Франция и Англия. Президент полагал, что гарантия ненападения может быть дана по крайней мере лет на десять или «на четверть века, если позволительно заглядывать так далеко вперед».
Для всех европейских политиков это звучало как бы несколько наивно, особенно в свете происходящего в Европе в конце 30-х, но Гитлера взорвало то, что о предложении он узнал, что называется, из газет. Оно было опубликовано одновременно с его отправкой по дипломатическим каналам.