Гений зла Гитлер
Шрифт:
На этот счет проконсультировались с Гудерианом.
У того между тем тоже имелись трудности с Генштабом – он настаивал на наступлении «с места и рывком», а его убеждали, что танки не должны отрываться от пехотных частей, а то враг ударит их в незащищенные фланги. И он прямо из себя выходил и доказывал, что противнику, получившему «удар кинжалом в подбрюшье», будет не до нанесения ударов во фланги этого самого кинжала.
Но его, конечно, не слушали.
Так вот, поглядев на планы Манштейна, Гудериан выразил им полную поддержку.
Ведь им придется сражаться не с английскими танками, а с закрывающей проходы в Арденнах второсортной французской пехотой, и малый вес немецких «учебных» машин [2] – 5,4 тонны для Т-1 и 7,6 тонны для Т-2 – позволит везти их на прицепах тягачей, что сэкономит драгоценный моторесурс. Эти две модели составляли почти 60 % танкового парка – около 1500 машин из 2600, так что игра стоила свеч.
Он даже брался лично провести танки через Арденны.
Однако ни Гудериан, ни Манштейн полномочий на изменение плана кампании не имели. Если считать их «строевые» чины, то они оба находились на уровне командиров корпусов. А над ними стояли командиры армий, в каждой из которых было по 2–3 корпуса, а иногда и больше. А над командирами армий стояли командующие группами армий, которые, в свою очередь, подчинялись Генштабу сухопутных войск вермахта, то есть дуумвирату, состоявшему из генерала фон Браухича и генерала Гальдера.
В общем, тут требовалась артиллерия калибром покрупнее, чем Эрих фон Манштейн, и она нашлась в лице его начальника генерала Герда фон Рундштедта, командующего группой армий «А». Возможно, на него оказало воздействие то обстоятельство, что «поправка Манштейна» делала главной ударной силой Западного фронта именно его войска – танковые группы в этом случае передавались в его ведение.
Фон Рундштедт поговорил с Гальдером.
Тот поначалу был настроен очень скептически. Эрих фон Манштейн нашел блистательный вариант, но он был сопряжен с большим риском. А что, если союзные войска не кинутся в Бельгию спасать союзника, а всей своей массой ударят по немецким воинским частям, только выходящим из лесных арденнских теснин? И тогда план, сулящий полную победу, обернется полным поражением. Однако после дискуссий с фон Браухичем заколебался и осторожный Франц Гальдер. В итоге «поправка Манштейна» в феврале 1940 года была представлена на рассмотрение фюреру.
И он ее немедленно одобрил.
У Томаса Манна в его эссе о Гитлере есть такая мысль:
«Все это поистине неслыханно, ново и поражает своим размахом; и невозможно взирать на это явление без некоторого смешанного с омерзением восхищения. Контуры сказочных историй проступают здесь… тема Ганса-мечтателя, который получает в награду принцессу и целое королевство…»
Дальше он добавляет, что есть тут и мотив деградации – и право же, трудно с этим не согласиться.
Адольф Гитлер был ничем. Его вынесло наверх волной, поднявшейся в униженной и больной Германии. В ходе какой-нибудь более или менее нормальной жизни Сталин, наверное, имел бы хорошие шансы
А Гитлер – пыль, ничто…
Но волею судьбы, или попущением Божьим, или кознями дьявола – он оказывается в самом центре. Как говорит Манн в том же эссе, поминая Рихарда Вагнера:
«…постыдная патология, выродившееся вагнерианство».
В опере Вагнера «Золото Рейна» есть такой сюжетный ход: карлик Альберих узнает тайну золота, хранящегося на дне Рейна: тот, кто, отвергнув любовь, изготовит кольцо из этого золота, станет властелином мира.
Альберих завладевает золотом – и дальше-то все и начинается…
Вот в феврале 1940 года, как в какой-нибудь неслучившейся вагнеровской опере «Меч Рейха», собрались вместе лихой, но не больно-то мудрый удалец по имени Гейнц Гудериан, опытный, холодный Франц Гальдер и блестящий Эрих фон Манштейн, племянник фельдмаршала Гинденбурга, и выковали вместе острый меч. Назывался меч «поправкой Манштейна к плану «Гельб»», закалил его Гальдер, а помахать им взялся Гудериан.
Но истинным владыкой меча оказался карлик по имени Адольф Гитлер.
Почему они его не убили?
Через пару недель после неудавшегося на него покушения, 23 ноября 1939 года Гитлер выступил перед группой из примерно двух сотен высших офицеров вермахта. Об их оппозиции продолжению войны он, конечно же, знал. Это было настолько понятно, что в основу «легенды» для Шелленберга, предназначенной для английской разведки, служба СД положила некоего мифического «влиятельного генерала, готовящего заговор» [3].
У Гитлера, однако, имелись и козыри.
К этому времени он уже получил полицейские рапорты о том, что его популярность снова резко поднялась – покушение в этом смысле пошло фюреру на пользу. Продолжения войны на Западе, собственно, никто не хотел, но разговоры по поводу «предательства» и еще одного «удара в спину, как в 1918-м», тоже имели место.
Речь свою он начал с перечисления достижений режима – сплочения нации, ликвидации безработицы, расширения программы вооружений и достигнутой всем этим победы над Польшей. Потом честно признал, что многие его осуждают за нежелание идти на компромисс и за желание продолжать сражаться.
И продолжил – такова жизнь, сражаться приходится, битва еще не закончена, Германии нужно обладание достаточным Lebensraum – жизненным пространством, при котором она избавится наконец от своего вечного проклятия – нехватки продовольствия и сырья. И сказал, что единственное решение проблемы – это то, о котором он говорил еще в 20-х, и что в уверенности единственности этого решения он остался непоколебим:
«Решение одно – это меч».
Дальше Гитлер перешел к анализу ситуации. Он сказал своим слушателям, что Германии в настоящий момент не угрожает опасность войны на два фронта – на востоке от Германии – СССР – и с ним существует договор.