Гений

Келлерман Джесси

Гений, сумасшедший, великолепный художник, от работ которого взрывается мозг и перехватывает дыхание.

Тони протиснулся между двух коробок и встал рядом. Мы оба хрипло дышали.

– И сколько человек об этом знают? – спросил я.

– Ты. Я. Комендант. Может, еще кое-кто в компании, но они просто сообщения передавали. А видели все это только несколько человек.

– И слава богу. Незачем это видеть.

Он кивнул.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– А что ты спрашивал?

– Как тебе это?

Глава третья

Художника

звали Виктор Крейк.

РОЗАРИО КВИНТАНА, квартира С-1154:

– Я его редко видела. Он выходил пару раз в день, а я днем работаю, так что мы пересекались, только когда я болела или домой забегала за чем-нибудь, ну, там, сына забрать, когда отец его слишком рано привозил. Я медсестра. Пару раз сталкивались с ним в подъезде. Он рано уходил. Да, знаете, я его после шести вечера ни разу не видела, он, наверное, по ночам работал. Может, он таксистом был?

КЕННИ, СЫН РОЗАРИО, 7 лет:

– Он чудной.

– Почему чудной?

– Волосы чудные.

– А какого цвета?

– Черные. ( Трет нос.) И белые.

– Седые?

– Ага. Но не все.

– Длинные или короткие?

– Ага…

– Так длинные или короткие? Длинные? ( Кивает.)

– Или короткие? ( Трет нос.)

– И длинные, и короткие?

( Кивает и показывает руками торчащие во все стороны пряди.)

– Типа такие.

– Как будто он пальцы в розетку сунул?

Не понимает.

ДЖЕЙСОН ЧАРЛЬЗ, квартира С-1158:

– Он сам с собой говорил. С утра до вечера, как будто там целая шобла.

– А откуда вы знаете, что он был один?

– Знаю, на. Он вообще от всех шарахался. Упырь, на.

– То есть вы с ним не общались?

– Я что, упал? О чем с ним говорить-то?

– А о чем он сам с собой говорил?

– Ну, это… У него, короче, разные голоса были.

– Разные – это как?

– Ну разные, на.

– Разные диалекты?

– То пищит: пи-пи-пи. А то как из бочки: бу-бу-бу. Ну и подряд: пи-пи-пи-бу-бу-бу.

– То есть слов нельзя было разобрать?

– Нет. Но слышно же, когда у чувака башню сносит.

– В смысле, он злился? На что?

– Орал все время как потерпевший. Явно с приветом был мужик.

– Прямо-таки орал?

– Ну да, бывало.

– Вы не знаете, кем он работал?

( Смеется.)

– Что смешного?

– Кому уперлось его на работу брать?

– Прямо-таки никому?

– Прикинь, у тебя по ресторану такое чмо бегает. Все клиенты разбегутся, на.

– Соседи говорили, что он таксист.

– Хрен его знает. Я б к нему не сел.

ЭЛИЗАБЕТ ФОРСАЙТ, квартира С-1155:

– Очень милый дядечка, правда, очень милый, настоящий джентльмен. Всегда поздоровается, если мы в подъезде встретимся или, там, в лифте. И сумки с продуктами мне помогал до дому донести. Я, конечно, старуха совсем… Да вы не спорьте, вы же не думаете, что я вам поверю? Ох, хитрец! Та к что я говорила? Вот-вот.

Я, может, и старуха, но и он не очень-то крепкий. Сумки ему тяжело было таскать, в его-то возрасте. Он тут жил давно, еще до меня въехал. Я эту квартиру сняла в шестьдесят девятом, а он уже был тут, так что сами считайте. Муж умер в восемьдесят четвертом. Все хотел переехать, говорил, что район уже не тот. Но я работала в школе на соседней улице – знаете ее? – в старших классах. Математику преподавала. Та к мы и остались.

– Как думаете, сколько лет ему было?

– Мужу? Ему… а, вы про Виктора? Ну… примерно как мне. Что, хотите спросить, это сколько? Между прочим, женщинам такой вопрос не задают, пора бы знать. ( Улыбается.) Ну давайте считать. Я помню, как восьмого мая сорок пятого мы с сестрой пошли встречаться с ее парнем, он только вернулся, на флоте служил. Она меня бросила прямо посреди улицы. Пошли куда-то обжиматься. Салли была на пять лет старше меня, вот и считайте. Но сколько Виктору лет, я не знала никогда. Болтуном его не назовешь, знаете ли. Он еще долго к нам привыкал. Несколько лет. По-моему, так. Но когда все-таки привык, оказалось, что он милейший человек, совсем не то, что мы поначалу думали.

– Как это выяснилось?

– Ну, знаете, его надо видеть. По человеку ведь многое видно. Хоть на руки посмотреть. Руки у Виктора маленькие были, как у ребенка. Да и сам он был совсем невысокий, сантиметров на пять меня повыше. Он бы и мухи не обидел. И знаете, очень верующий человек был.

– Верующий?

– Да. В церковь ходил постоянно. Три раза в день.

– Ничего себе.

– Вот именно. Три раза в день, на каждую мессу. А иногда и чаще. Я сама хожу по воскресеньям в методистскую церковь, знаете, Первую Африканскую, тут у нас недалеко? Но пока с Виктором не познакомилась, я и не представляла, что можно так часто на службу ходить. Думала, тебя выгонят, когда в третий раз за день увидят. Знаете, если билет в кино купить, вас же только на один сеанс пустят. Мы с мужем часто ходили на двойные сеансы, пока их не отменили. ( Вздыхает.) Ну вот, о чем я говорила?

– Про церковь.

– Ах да, церковь. Виктору очень нравилось в церковь ходить. Каждый раз, как я его встречала, он туда и шел. Я его спрашивала: «Виктор, вы далеко?» – «В церковь». ( Смеется.) По-моему, он ходил в «Пречистую Деву». Тут рядышком. Очень уж он на католика похож. Вы ж знаете, какие они. Словно только и ждут наказания.

– То есть вид у него был виноватый?

– Виноватый, да, но еще смиренный. И испуганный. Собственной тени боялся. Вдруг она кусается? Тяжело ему в жизни пришлось.

– Он работает?

– Наверняка, только я не знаю где. А как у него дела? С ним ничего не случилось? Вы так о нем вначале говорили, будто он умер, а теперь вроде получается, что он жив, да? Я его уже несколько месяцев не видела.

– Мы и сами пока не знаем.

– Если узнаете, сообщите мне, пожалуйста. Мне Виктор очень нравился.

– Еще один вопрос, если не возражаете.

– Задавайте. Вы тут можете до шести сидеть. В шесть приходят мои девчонки. Мы с ними в «Эрудит» играем.