Генка Пыжов — первый житель Братска
Шрифт:
Ну и зрение же у этой Люськи! Метров за восемьсот от нас мелькала среди сугробов черная точка. Это и был Степка.
Я припустился за Люськой. Обошел ее на повороте и догнал лесного человека возле самой Ангары. Вскоре к нам присоединилась и Люська. Подбежала и сразу же начала трещать:
— Степа, ты мне должен обязательно все рассказать. Я абсолютно ничего не понимаю.
А не понимаешь, могла бы и у меня спросить. Подумаешь, нашла себе авторитетное лицо!
Степка начал рассказывать, а я уточнял и поправлял, когда он наводил тень на плетень. Болтая, мы шли по льду Ангары. От правого берега к середине
Здорово все-таки придумали наши добровольцы. Никто в мире еще не решался насыпать плотину зимой со льда. А наши сказали: «Сделаем, и точка! Нечего нам лета дожидаться и строить всякие паромы и понтонные мосты. Лед вам почище всякого парома».
Но строители насыпали плотину не просто так себе, как попало. Для того чтобы течение не унесло вниз камни, добровольцы опустили в воду большущие коробки из бревен — ряжи. Будто стенку под водой поставили.
Но, может быть, я надоел вам этими своими рассказами? Пусть будет так. Молчать я все равно не могу. Должны же вы, в конце концов, знать, как строили на Ангаре плотину Братской ГЭС!
Кстати, я совсем забыл рассказать, как мы помогали плотникам рубить ряжи.
Ходили мы, ходили от одного экскаватора к другому, а потом Степка и говорит:
— Пошли, однако, посмотрим, как работает лучший плотник Деримедведь.
— Ври больше! Лучший плотник на стройке мой отец, — оборвал я Степку. — Газету надо читать.
— И еще как читаю. Будь здоров! Посмотришь на Деримедведя, сам скажешь!
Это, конечно, было нахальство. Но я стерпел. Ладно, подумал я, посмотрим.
Минут через пять мы уже были возле Деримедведя, там, где плотники мастерили из бревен новые ряжи. С виду Деримедведь не производил никакого впечатления. Низенький, невзрачный. Под большим мясистым носом —усы. Одна половинка закручена в стрелку, а вторая распушилась и похожа на маленький веник. Умора, и только!
Но работал Деримедведь все же здорово. Не зря Степка хвалил. Блестящий, с короткой ручкой топор так и плясал у него в руках. Даже одной рукой Деримедведь умел работать. Левой поправляет шапку, а правой бревно вытесывает — ровно, как по шнурочку. Но и отец мой тоже не хуже, а может быть, даже капельку лучше умел. Я-то ведь отца знаю!
Вместе с Деримедведем работал другой плотник. Собственно, не плотник, а так себе, чепуха на постном масле. Мальчишка какой-то. Увидел меня и кричит:
— А тебе чего надо? Катись отсюда колбасой!
Деримедведь с первого же слова оборвал этого нахала. Бросил топор из руки в руку, как игрушку, и сказал:
— Что он тебе — на мозоль наступил? Пусть стоит, учится.
Как раз в это время навстречу катил по ледяным торосам двадцатипятитонный самосвал. Ну просто дом. Если даже на цыпочки станешь, до верхушки колеса рукой не дотянешься. Шоферы
Так вот, разинул рот этот пескарь и ничего на свете не слышит. А Деримедведь кричит:
— Подай гвозди! Гвозди, я тебе говорю, подай!
Будто сговорившись, мы все втроем — Степка, Люська и я — бросились к ящику с гвоздями. Тянем каждый в свою сторону» как лебедь, рак да щука. Люська даже покраснела вся. Шипит на нас:
— Пустите сейчас же! Я вам авторитетно говорю!
Так мы втроем и притащили ящик.
Деримедведь набрал гвоздей в горсть и давай в бревна заколачивать. Только шляпки поблескивают, как пуговицы на рубашке, — одна возле другой.
Заколотил Деримедведь гвозди и снова командует:
— Катите бревно сюда! Жив-ва!
Прикатили мы одно бревно, второе, третье, четвертое. А на мальчишку — помощника плотника даже и не смотрим. Знай наших! Вот мы какие! А что?
Часа два бревна подтаскивали. Измучились все — просто ужас! Даже полушубки расстегнули. Под овчиной, как в бане, дымно, горячо.
Можете верить, а можете нет, дело ваше, но мы свой ряж построили быстрее, чем остальные плотники. Можете об этом у самого Деримедведя спросить. Скажет.
Когда ряж был полностью готов, Деримедведь вытер ладонью лоб, воткнул топор за пояс и сказал:
— Шабаш, хлопцы! Спасибо за службу.
После того как мы пошабашили, Деримедведь пригласил всех в тепляк — небольшой деревянный сарайчик, построенный на льду Ангары. Посреди сарайчика горит железная печка. На стенах серебрится иней. Тепло, тихо. Под бревенчатым полом потрескивает лед и слышится, как где-то в глубине Ангара ворочает по дну тяжелые валуны.
Мы сели на шершавые, неоструганные скамейки, которые стояли вдоль стены, протянули ноги к огню. Деримедведь снял телогрейку и остался в гимнастерке. Он подкрутил вторую половину уса, расчесал слипшиеся волосы и стал вдруг каким-то обновленным, я даже сказал бы— красивым.
— Сейчас полдневать будем, — сказал он, заправляя гимнастерку под ремень.
Он снял с гвоздика мешочек, вынул оттуда полбуханки хлеба и кусок сала. Ножа у Деримедведя не оказалось, и он разрезал хлеб своим острым, как бритва, плотничьим топором.
— Вы не беспокойтесь, — сказал я, когда плотник протянул мне хлеб. — Я сегодня уже завтракал.
— То дома, а то здесь. Бери, если дают. Деримедведь ел хлеб не торопясь, повертывая ломоть то одной, то другой стороной, будто выбирая самое вкусное место.
— Ну что, хорош хлеб? — спросил он.
Хлеб, по-моему, был как хлеб. Только замерз немного и таял на языке, как мороженое.
— Ничего, — сказал я, — есть можно.
— То есть как это — ничего? — удивился Деримедведь и даже жевать перестал. — Это хлеб особенный, необыкновенный. Понял?
— Конечно, необыкновенный, — подтвердила Люська. — Я сразу заметила. У меня аппетит адский.
— Почему же он необыкновенный? — спросил я. — Вы шутите, наверно. (Не мог же я верить просто так, на слово. Когда на вокзале продавали высотный торт, тоже пассажирам говорили, что он необыкновенный.)