Геноцид
Шрифт:
– Причина в том, что это звуки искусственного происхождения, – сделал свой вывод сосед. – А следовательно, не несут в себе никакой смысловой нагрузки. Бессмысленность и пустота звуков вызывает у людей раздражение. Это все равно, как сделать из глины полый внутри шар. Вроде бы, сосуд, но ни налить, ни вылить ничего нельзя. Только и остается, что грохнуть его о стену.
Упаннишшур, уже в который раз за день, принялся скрести ногтями бороду.
Распрощавшись с соседом, Упаннишшур отправился на причал. Просто так, без ясной цели. Ему хотелось обдумать услышанное, а дома сделать это было невозможно, – в любую минуту могла вернуться жена, пустая болтовня, да что там болтовня, само присутствие
На причале Упаннишшур встретил человека, который занимался тем, что проверял, насколько хорошо и надежно скреплены между собой плоты Квадратного острова. Это был единственный обитатель Квадратного острова, который не знал своего имени. А от всех попыток придумать ему имя или хотя бы прозвище он категорически отказывался. Несколько лет назад он приплыл к острову на двух плотах, один из которых сразу же отдал под общественный огород. Никто не поручал ему следить за тем, как причалены друг к другу плоты Квадратного острова, – человек без имени сам взялся за эту работу. Выполнял он ее с таким старанием и усердием, что, наблюдая за ним, Упаннишшур думал порой, что вот наконец-то он видит человека, нашедшего смысл жизни хотя бы для себя одного.
Упаннишшур рассчитывал перекинуться с человеком без имени двумя-тремя ничего не значащими фразами и проследовать дальше, в сторону Безопасного угла, но, к своему удивлению, вновь услышал про Отци-дурачка.
Человек без имени лично наблюдал за тем, как развлекается с нитями Отциваннур. Он так и сказал – «развлекается», потому что, в отличие от прочих, не усмотрел в занятии Отци ничего предосудительного. И тем не менее он тоже обратил внимание на то, что многие присутствующие болезненно реагировали на звуки Отциваннуровых струн.
– Нет, звуки не пугали людей, – отмахнулся человек без имени от высказанного Упаннишшуром предположения. – Скорее, они вселяли в них какое-то странное, неосознанное беспокойство… И возбуждение. Вроде как… – человек без имени покрутил головой, подыскивая нужное сравнение. – Вроде, как утки, которые перед штормом крякать начинают.
Нет, человек без имени вовсе не считал новую игрушку Отциваннура опасной. И он был категорически против того, чтобы запретить дурачку забавляться со струнами, – а такое мнение, судя по всему, кем-то уже высказывалось.
– Отци пусть и дурачок, а все равно права те же, что и все, имеет, – рассудительно заметил человек без имени. – Насильно слушать свое бренчание он никого не заставляет. А ребятишкам, я заметил, это даже нравится. Вот если Отци начнет по ночам со струнами забавляться, тогда другое дело, нужно будет принять меры. Но Отци, хотя и дурачок, – человек без имени лукаво подмигнул Упаннишшуру, – но глупостей-то не делает.
После разговора с человеком без имени Упаннишшур решил, что нужно самому посмотреть, что там на сей раз придумал Отциваннур. Хотя бы для того чтобы составить собственное мнение на случай, если кто-то снова примется обсуждать с ним ту же тему.
Не откладывая дело в долгий ящик, Упаннишшур распрощался с человеком без имени и, обогнув причал, направился к центру острова.
Шагая по проложенным между плотами узким настилам, Упаннишшур то и дело вежливо кивал и помахивал рукой, отвечая на приветствия островитян, каждого из которых он знал не только в лицо, но и по имени.
А в самом деле, сколько людей живет на Мелководье?
Вопрос этот порой приходил Упаннишшуру в голову, когда, прогуливаясь по острову, он видел знакомые лица. Десятки, сотни знакомых лиц. И это не считая плотогонов, которые причаливали свои плоты к Квадратному острову, только когда привозили товар на обмен. Обычно они задерживались на острове не больше недели. И ни разу на причале острова не стояло больше десяти плотов одновременно. Так сколько же всего плотогонов водит свои плоты по Мелководью? Странно, но почему-то никто ни разу не предлагал пересчитать хотя бы тех, кто постоянно жил на острове. Наверное потому, что никому это было не нужно. Упаннишшур вскоре уже и сам удивлялся, что за странная мысль посетила его? Ну, в самом деле, зачем ему знать, сколько человек живет на острове? Больше сотни, меньше тысячи – вполне приемлемая статистика.
Отциваннура на плоту видно не было.
Перебравшись через бортовой поручень, Упаннишшур подошел к двери надстройки, поднял руку, чтобы постучать, но вместо этого замер и прислушался. Из-за двери не доносилось ни звука. Возможно, Отциваннура не было дома, мало ли, куда он мог пойти. А может быть, он спал, почему бы и нет? Или, задумавшись, сидел на корточках, наклонив голову и прижав лоб к коленям, – Упаннишшур не раз заставал его в такой позе.
На острове было не принято нарушать чужое уединение. Считалось, что, если человек средь бела дня заперся у себя в надстройке, следовательно, у него на то есть серьезные причины. Просто так никто не станет дверь закрывать. Ну, разве что только дурачок. Как уже было сказано, Упаннишшур Отци дураком не считал, поэтому-то он и задумался, стоя у двери. Для того чтобы постучаться в запертую дверь, нужно было иметь очень веские основания. Скажем, пожар на соседнем плоту.
Упаннишшур глянул по сторонам. По соседству ничего не горело. И то славно. Хотя, если подумать…
Упаннишшур задумался. Он не мог припомнить ни одного пожара на Квадратном острове. То, что случалось, – куртка у кого сгорела, штаны или циновка, повешенная на просушку у огня, – это не в счет.
Упаннишшур тяжело вздохнул. Как поступить – нарушить неписаный закон или убраться восвояси? С одной стороны, Упаннишшуру, как несомненному авторитету и хранителю традиций Квадратного острова, не следовало нарушать установленные правила. С другой стороны, Отциваннур, скорее всего, не станет возражать, даже если Упаннишшур войдет к нему в надстройку без стука.
Дилемму, казавшуюся неразрешимой, помог сломать тоненький детский смех, раздавшийся неподалеку.
Заглянув за угол надстройки, Упаннишшур увидел троих детей, двух мальчиков и девочку, притаившихся за корзинами с какой-то ветошью. Дети смотрели на Упаннишшура, весело поблескивая глазами. Один из мальчиков, тот, что помладше, что-то неслышно шептал на ухо подружке.
– Эй! – махнул рукой Упаннишшур. – Что это вы там делаете? – Он старался проявить строгость, но при этом не выглядеть сердитым. – А ну-ка, вылезайте!
Упаннишшур любил детей и очень жалел о том, что их так мало на острове.
– Мы ничего плохого не делаем, – покачал головой старший мальчик.
– Можно, мы здесь останемся? – шепотом попросила девочка.
– Отци нам разрешил, – добавил младший парнишка.
Услышав последнее замечание, Упаннишшур сурово сдвинул брови.
– Это кто же вам позволил так к старшим обращаться?
– Уважаемый Отциваннур сам разрешил нам называть его просто Отци, – не вылезая из укрытия, ответил старший парнишка. – Он сказал, что не любит длинные имена.