Геносказка
Шрифт:
«Удачного пути, принцесса Комо-ля-Ньев!» И, хоть он произнес это мысленно, принцесса Бланко взглянула вдруг прямо ему в глаза — и улыбнулась. Эта улыбка предназначалась только ему, Гензелю. И он принял ее, как принимают самый драгоценный дар. Улыбка была теплой, словно яблоко, которое помнит прикосновение чужой ладони. К тому же Гензель знал, что эта улыбка означает.
— Вы не сможете забрать у Человечества его чудо, — ледяным голосом сказала королева-мачеха. — Вы, насмешка над человеком, извращенное его подобие! Думаете, что можете спорхнуть со своего облака
— Не думал, что соглашусь со своей дорогой супругой, но… кхм… — Тревиранус Первый, успевший вновь облачиться в золотой доспех, со своей стороны поля боя грозно взирал на альва. — Я запрещаю вам уводить принцессу!
— Вам не о чем беспокоиться, ваше величество, — сказал альв. И хоть он сказал это мягко, «ваше величество» прозвучало как-то двусмысленно, под кожей Тревирануса выступили неровные желваки. — Принцесса Бланко больше никогда не вернется на землю. У нее будет новый дом, а в старом ее быстро забудут.
— Вы не поняли, — медленно сказал король. — Мне все равно, где она будет. Мне важно лишь то, будет ли она вообще. Я не хочу, чтоб принцесса Бланко жила, здесь или где-то еще. Ее существование в любом качестве недопустимо. Поэтому отпустите ее, пока я не приказал своим слугам уничтожить вас обоих.
Он не шутил. Уцелевшие мутанты, не сговариваясь, перезарядили термические ружья и направили их в грудь парящего альва. Даже громила, едва не раздавивший Гензеля, все еще с яблочной мякотью на груди, зловеще затрещал костяшками уродливых видоизмененных пальцев.
Изготовились к бою и монахи. Их суровые, лишенные выражения лица превратились в непроницаемые маски, похожие на рыцарские забрала. Они не колебались и не знали сомнений. Они видели лишь светящегося альва, который пытается украсть их святыню, — и были полны решимости покарать его за святотатство.
Альв вздохнул. Вышло у него это почти по-человечески.
— Вот почему так сложно развязывается это уравнение, — сказал он, и Гензелю почудилась в его голосе искренняя грусть. — И вот почему оно, скорее всего, никогда не будет разгадано. Извините, ваши величества, но я знаю мнение самой принцессы. Она не хочет оставаться здесь. Я прав, принцесса?
Бланко кивнула. Удивительно, но сейчас, лишенная даже своего замасленного комбинезона, воскрешенная несколькими минутами раньше из мертвых, худая, бледная, изможденная, она выглядела царственно, как никогда прежде. Может, дело было в свечении, которое разлилось по ее телу?..
— Да, — коротко сказала принцесса Бланко. — Нам стоит уйти отсюда.
— Выбор сделан. — Альв изобразил подобие поклона. Слишком натуральное, чтобы быть искренним. — Прощайте, ваши величества!..
— Огонь! — Крик королевы-мачехи метнулся вдоль развороченных стен лаборатории, зазвенел рикошетом. — Во имя Человечества — огонь! Ради святой Бланко!
— Разорвать обоих! — рявкнул король. — Вперед!
Выстрелы обрушились на альва лавиной вроде той, что сходит с гор и дробит все, что окажется
Щелчки термических ружей, дробный грохот картечниц, шумные выдохи огнеметов — симфония боя разыгралась мгновенно и яростно, так что даже свечение альва в буйстве огня и вспышек стало едва заметным. Противостоять подобному не могло даже божество. Запас прочности есть у всего на этом свете, должен существовать он и у альва.
Лабораторию вновь затянуло удушливым черным дымом, пронзило колючими разрядами ружей. Остатки аппаратуры мгновенно превратились в выжженные коробки с обугленными кабелями. Хрустальный гроб разлетелся тысячью осколков, зазвеневших вперемешку с гильзами по полу.
Гензель знал, что увидит, когда рассеется дым. Изувеченные остатки альва, быть может все еще светящиеся. И иссеченную на куски принцессу Бланко, так и не успевшую вырваться из одного большого, очень сложного и очень страшного уравнения. Есть элементы, которые просто нельзя извлекать без катастрофических последствий.
Стрельба стихла — неуверенно, сама собой, точно инструменты слаженно играющего оркестра вдруг стали осекаться и один за другим выходить из общей мелодии.
Спустя секунду Гензель понял отчего.
Альв был на прежнем месте, охваченный своим обычным мягким сиянием. На его теле не было ни единой царапины. Невредимой осталась и Бланко. Огненный шквал, обрушившийся на них, не причинил им никакого вреда. Кажется, даже сияние стало ярче.
— Чего вы стоите? — крикнул король свите, в его надтреснутом голосе явственно слышался страх. — Режьте их! Рубите! Может, он и силен, но не бессмертен! Рубите его на миллион частей! Рвите их!
Завывая, клацая челюстями, геногвардия бросилась в атаку, размахивая клинками. С другой стороны на альва устремились монахи. То, что не смогла сделать энергия, сделает заточенная сталь.
Альв глядел на подбирающихся к нему противников без страха или удивления. Скорее с насмешкой. Казалось, он не собирается ничего делать и чужая ярость просто скользит по нему, ничуть не задевая. Но когда от ближайшего занесенного палаша их с Бланко отделяло не более метра, альв вдруг поднял руку.
— Хватит, — просто сказал он.
Кажется, на кончиках его пальцев возникло по крохотному огоньку. Это могло и показаться. Но все, что случилось мгновением позже, уже точно не было иллюзией. Воинство королевы-мачехи и свита короля перестали существовать.
В лаборатории сгустилось что-то, что не было ни дымом, ни излучением, ни электрическим полем, но чье присутствие Гензель ощутил мгновенно и остро. Что-то совершенно нечеловеческое, что-то, способное остановить время и уничтожить всякую материю. И это что-то произошло так быстро, что спустя секунду Гензель уже не был уверен, что видел это.