Геносказка
Шрифт:
— Не надо, братец.
— Что?
Гретель уже сидела в своей постели. Сна ни в одном глазу, такое ощущение, будто и не ложилась спать. Она всегда просыпалась мгновенно, точно ее разум просто включался нажатием кнопки, а не искал пути к телу из мира сновидений.
— Тебе не нужен мушкет, братец.
— Это…
— Все в порядке. Он не причинит вреда.
Ну конечно же ведьма. В то время как он кровать чуть не обмочил…
Только тогда Гензель вдруг понял, что опасности в воздухе нет и им ничто не угрожает, он позволил себе расслабиться, забыть про оружие. И теперь ощутил,
— Мне пришлось выбрать не самый обычный способ для нанесения визита. — Голос у гостя был тягучим, низким, удивительно приятного тембра. — Надеюсь, не испугал вас.
Только тут до Гензеля дошло взглянуть на дверь. Ну конечно, заперта изнутри на засов. Он сам же вечером и запирал. Окон в комнате не было — откуда им взяться на захудалом постоялом дворе? И все же человек сидел посреди комнаты, улыбаясь им обоим удивительно мягкой, хоть и печальной, улыбкой. Одна лишь эта улыбка рождала в груди Гензеля столько чувств, будто там располагалась целая арфа с множеством струн, и все они вдруг начали едва заметно вибрировать. Это было противоестественно. Это было странно. Это было пугающе. И ему пришлось смириться с тем, что все это происходит на самом деле.
— Вы не напугали нас, — сказала Гретель спокойно.
Сняв на ночь лишь дублет, ко сну она отправилась прямо в рубахе и не боялась предстать перед ночным гостем нагишом. Лишь затянула шнуровку на груди — дань не приличиям, а лишь царящей в каморке ночной прохладе.
— Это хорошо. Многие, увидев меня, впадают в ужас. Или лишаются чувств.
— Многие?..
Золотой человек одобрительно кивнул ей.
— Считайте, что поймали меня на слове, Гретель. На самом деле очень немногие видели меня. Я здесь не частый гость. Вы ведь уже догадались, кто я, не правда ли?
— Вы — альв, — сказала Гретель как нечто само собой разумеющееся.
— Альвов не существует, — выдавил из себя Гензель. — Это доказано. Альвы — выдумка.
Золотой человек развел руками. Грация движений гипнотизировала, завораживала. Молекулы его тела словно плыли в воздухе по невидимым силовым лучам.
— Неужели? А кем доказано?
— Ц-церковью…
— Ах, Церковью… Тогда, конечно, я выдумка, — легко согласился незнакомец. — Возможно, я иллюзия или галлюцинация. Не хотите ли попробовать скрутить пальцами фигуру спирали и именем Человечества, Извечного и Всеблагого, приказать мне убираться обратно в ад?..
Захотелось отвесить самому себе оплеуху, чтобы проснуться. Но это выглядело бы глупо. Гензель ограничился тем, что натянул на ноги снятые перед сном шоссы. И мир вдруг как-то сразу стал более привычным. По крайней мере, пропало желание воспринимать все происходящее как чудной и дикий сон.
Все это было жутким, невозможным, необъяснимым, но, увы, совершенно реальным.
— Церковь никогда нас не жаловала, — заметил несуществующий альв, непринужденно забрасывая ногу на ногу. — А ведь мы могли стать ее архангелами и святыми. Вы, наверно, сможете оценить парадокс.
Гретель отчего-то негромко фыркнула. Видимо, смогла. Гензелю же оставалось лишь глупо пялиться на незваного гостя, по-хозяйски усевшегося посреди комнаты.
— Святость
Альв разглагольствовал с самым непринужденным видом, так, словно сидел в трактире с кружкой мутного гидропонного пива в руке. Он выглядел обаятельным и добродушным, и сам воздух вокруг него, казалось, теплел, вбирая излучение золоченого тела.
— Парадокс красавицы и чудовища, — произнесла Гретель, украдкой зевая. — Есть предел, за которым красота начинает казаться неестественной и, в конце концов, пугающей.
— Верно, — легко согласился альв. — Вот почему в ваших историях так часто встречаются красавица и чудовище как извечные антитезы и лирические персонажи. Ах, классическая диалектика, сейчас про нее забывают даже отцы Церкви!.. А ведь это, если разобраться, всего лишь две стороны одной монеты. Любое чудовище может быть красавицей, как верно и обратное — нет такой красавицы, которая бы не была отчасти и чудовищем.
«Он умен, — подумал Гензель, отчаянно пытаясь оторвать взгляд от золоченой фигуры. — И определенно опасен. Но Гретель, похоже, совершенно не переживает. Надеюсь, у нее есть на то основания…»
Копошилась на дне сознания еще одна неприятная мысль — окажись сейчас в комнатушке его величество Тревиранус Первый, король Лаленбурга, на фоне распространяющего живое сияние гостя он выглядел бы уродливым стариком.
Альв не был человеком, он был чем-то совершенно противоположным человеку, но в знакомой оболочке. Словно кто-то взял сверхновую, сжал ее и вылил в человекоподобную форму. И в этой форме, подумалось Гензелю, тот выглядел воплощенной иронией над самим Человечеством.
— Я не сильна в церковной риторике, — заметила Гретель. — Мой брат более сведущ в этой части.
Альв добродушно рассмеялся.
— Однажды, когда меня увидел архиепископ Вальтербургский, его разбил инсульт. Кажется, мозг оставался единственной его органической частью, которую он не успел заменить. С тех пор я стараюсь не вести бесед на столь серьезные темы. И явился я сюда не за этим.
Альв еще улыбался, но Гензель вдруг ощутил, что настроение гостя переменилось. Стало серьезнее. Это отозвалось во всем, что его окружало. Будто изменилось напряжение тока, пронизывающего воздух в комнате.
— А для чего вы явились? — спросил он через силу.
— Думаю, вы уже все поняли. Квартероны всегда сообразительны и практичны, вот за что я люблю гибридные виды. Это мне в вас всегда нравится. Скажем так, я присутствую здесь как частное лицо. И желаю заключить с вами контракт. Вас ведь это не смущает?
— Нет, — сказала Гретель спокойно, точно каждый день заключала контракты с существами из жидкого золота. — В чем его суть?
— Мне кажется, вы и так знаете.
— Принцесса, — тихо сказала Гретель.