Генрих Гиммлер
Шрифт:
Характер молодого человека проявлялся во всем, что он писал, равно как и в том, что эти письма, а также многие другие документы того периода — чеки, списки, черновики, корешки билетов и т. п. — сохранились, благодаря его усилиям, после страшной войны.
Точность была во всем. 5 ноября 1921 года он во взятом на прокат траурном костюме присутствовал на похоронах Людвига III Баварского; через две недели он, как предписывал этикет, звонит вдовствующей королеве, которая являлась матерью его крестного; 18 января 1922 года он принимает участие в националистской студенческой церемонии в честь годовщины основания Германской империи. Через наделю, 26 января он посещает митинг клуба стрелков вместе с Эрнстом Ремом, который, как пишет Гиммлер в дневнике, «настроен очень дружелюбно». «Рем пессимистически смотрит на большевизм», — лаконично добавляет Генрих.
Рем был активной фигурой в армии. Он был на 30 лет старше Гиммлера, и влияние, которое он стал оказывать на юношу, привело Генриха к более серьезным занятиям политикой. Вместе с братом Гебхардом Гиммлер вступил в местный националистский корпус, возглавляемый Ремом, — военизированное формирование, которое позже, в
Между тем, 5 августа 1922 года Гиммлер закончил университет. В техническом колледже он изучал химию и удобрения, а также новые разнообразные растения и сельскохозяйственные культуры нового поколения. По окончании учебы его сразу назначили на должность ассистента лаборатории фирмы, расположенной в Шлейсхейме и специализирующейся на разработке удобрений. Шлейсхейм находился всего в 50 милях к северу от Мюнхена, а это означало, что Гиммлер не потерял связи с центром, где Гитлер взращивал свою, особую форму национализма, которая уже привела к созданию Национальной социалистической партии. Хотя Гиммлер не мог не знать о Гитлере и его политической деятельности в Мюнхене, первое упоминание о нем появляется в уцелевших дневниках Генриха не раньше февраля 1924 года, через пять месяцев после путча. Из множества соперничающих или параллельных националистских организаций того периода Гиммлер, как и Геббельс, сначала присоединился к группе, которая не сразу попала под увеличивающееся влияние Гитлера.
Тем не менее Гиммлер укреплялся в своих антисемитских взглядах, довольно обычных для правых националистов-католиков юга Германии. С 1922 года усиление антиеврейских настроений отразили и дневники Гиммлера, хотя однажды его чувства смягчились по отношению к молодой еврейской танцовщице. Он и его друг по имени Альфонс, которому удалось уговорить Генриха принять участие в такой необычной экспедиции, встретили девушку в ночном клубе. Гиммлер отметил, что «в ней не было ничего еврейского, по крайней мере, так казалось. Сначала я отпустил несколько замечаний насчет евреев, я абсолютно не подозревал, что она одна из них». В сентиментальных выражениях Генрих извинился перед девушкой, несомненно потому, что она была очень хорошенькой и приятно шокировала его признанием в том, что она уже не «невинна». С гораздо меньшей терпимостью Гиммлер относился к своему сокурснику и бывшему однокласснику — еврею Вольфгангу Халлгартену, которого называл «жиденком» и «жидовской вошью», потому что тот стал левым пацифистом [6] . Таким образом, в дневниках время от времени появлялись ссылки на так называемый «еврейский вопрос».
6
Впоследствии доктор Георг В. Ф. Халлгартен эмигрировал из Германии в Соединенные Штаты, где занимался историей и социологией. Он опубликовал памфлет на немецком языке со своими воспоминаниями о Гиммлере в мюнхенской школе, в которой преподавал его отец. Он подтверждает гиммлеровское прилежание, его чопорность и его жалкие попытки преуспеть в спорте и гимнастике, к которым он не имел ни малейших способностей. Например, он не мог подтянуться на перекладине даже одного раза. Эта школа была подготовительным заведением специальной Пажеской школы, предназначенной исключительно для сыновей баварской аристократии, которые имели право служить пажами при Баварском дворе. Халлгартен утверждает, что Гиммлера сильно обижало то, что по рождению он не имел права поступить в Пажескую школу. Тем не менее в разговоре с Х.Ф. этот факт отрицали и герр фон Манц, и барон Ванденфельс, которые знали семью Гиммлера и сами учились в Пажеской школе. Воспоминания профессора Халлгартена можно найти в его книге Мой одноклассник Гиммлер (Винеровская библиотека).
Это случилось в июле 1922 года, незадолго до того, как Гиммлер окончил колледж и стал сам зарабатывать на жизнь. Официальные записи показывают, что формально он не заявлял о своем намерении быть принятым в нацистскую партию до августа 1923 года, за 4 месяца до неудачного путча, в котором ему было суждено сыграть незначительную роль знаменщика в отряде Рема. Люди Рема не принимали участия в печально известном марше по улицам Мюнхена, возглавляемом Гитлером и Людендорфом, — отряду был поручен захват Военного министерства в центре Мюнхена. Сохранилась фотография, на которой Гиммлер стоит рядом с Ремом, держа в руках традиционный имперский штандарт, и всматривается в шаткие баррикады из дерева и колючей проволоки. Он специально приехал из Шлейсхейма, чтобы принять участие в этом захватывающем событии, и неудача акции стоила ему потери работы, хоть Гиммлеру и удалось сохранить свободу.
Продолжавшийся 2 дня Мюнхенский путч впервые свел в общей акции будущих нацистских лидеров: Гитлера, Геринга, Рема и Гиммлера. Но в то время как Гиммлер стоял на заднем плане, держа флаг, Геринг, бывший летчик-ас, был рядом с Гитлером и Людендорфом 9 ноября (день предпринятой Гитлером попытки государственного переворота) на митинге ведущих баварских министров в Бюргербраукеллер — самой большой пивной Мюнхена. Рем, к этому времени уже ярый союзник нацистского движения, согласился повести свой отряд на штаб-квартиру Военного министерства на Шонфельдштрассе, где сотрудники министерства забаррикадировались, и открыть пулеметный огонь по укреплениям. Это была единственная акция переворота, которая удалась. Рем и его люди заняли здание и оставались там в ночь с 8 на 9 ноября, а Гитлер со своими штурмовиками проводил ночные часы в Бюргербраукеллер, пока не было принято решение на следующий день проследовать к центру города и соединиться там с силами Рема, который единственный из лидеров путча не вел себя как мелодраматический актер. Марш, начавшийся около 11 часов утра, возглавлял Гитлер, размахивавший револьвером, и Людендорф, напустивший на себя мрачный и важный вид. В акции участвовало около трех тысяч штурмовиков; они перешли Изар
Времена были слишком нестабильны для яростных взаимных обвинений. Нацистскую партию запретили; Гиммлер потерял работу и вынужден был униженно вернуться домой. Дом теперь находился в Мюнхене, куда семья снова переехала в 1922 году. Рем, к которому Гиммлер продолжал относиться с уважением и любовью, как к старшему товарищу-офицеру, подобно другим участникам неудавшегося путча, находился в тюрьме. 15 февраля 1924 года Гиммлер попросил у Баварского министерства юстиции разрешения посетить Штадельхеймскую тюрьму, где содержался Рем. Он приехал в тюрьму на мотоцикле, взяв с собой несколько апельсинов и выпуск газеты «Гроссдойче цайтунг». «Двадцать минут говорил с капитаном Ремом, — записал он по возвращении. — Мы прекрасно побеседовали и были абсолютно откровенны». Они обсуждали разных людей, Рем благодарил за апельсины. «Он сохранил свое чувство юмора, он все тот же добрый капитан Рем», — отметил Гиммлер.
На суде над заговорщиками, который начался 26 февраля и продлился 3 недели, Гитлер выступал так, будто был обвинителем, и процесс превратился в глупую формальность. Гитлера признали виновным и вынесли условный приговор, а Рема освободили, хотя и объявили виновным в государственной измене. Гитлер был заключен в замок Ландсберг, Рем же проводил в жизнь собственные планы основания революционного военного движения, пока Гитлер, диктовавший книгу «Моя борьба», намеренно позволил своей ушедшей в подполье партии дезинтегрироваться в его отсутствие. К тому времени, когда Гитлера освободили (во многом благодаря расположению к нему баварского министра юстиции Франца Гюртнера), Рем уже не был желанным членом партии Гитлера. В апреле 1925 года он был вынужден послать Гитлеру свое заявление об отставке с должности командира штурмовиков.
Гиммлер в это время тоже был активен. К огромному неудовольствию семьи он отказывался искать работу: он говорил, что хочет быть свободен для занятий политикой. Националисты и антисемитские крайне правые группы, называемые народниками, больше всего соответствовали распущенной нацистской партии. Самыми выдающимися их сторонниками были Людендорф, Грегор Штрассер и Альфред Розенберг. Вместе группы народников имели сильное влияние в баварском правительстве, и в 1924 году во время выборов в рейхстаг им удалось получить достаточную поддержку для того, чтобы обеспечить себе 32 места. Штрассер, Рем и Людендорф были среди тех, кто стали депутатами рейхстага.
Такой успех конечно же привлекал Гиммлера. Имея много свободного времени, он принял участие в политической кампании народников в Нижней Баварии. Он начал приобретать опыт участника выступлений на политических митингах; он объездил все городки и деревни в окрестностях Мюнхена и говорил о «порабощении рабочих биржевыми капиталистами» и о «еврейском вопросе». «Труден и мучительно тяжел для людей этот долг», — пишет он после сложной встречи в деревне, на которой присутствовали крестьяне и коммунисты. Так же, как и другие выступающие, он смешивался с толпой слушателей и поощрял отдельные высказывания. Таким образом, основа его первых политических опытов закладывалась в той же суровой школе, что и у молодого Йозефа Геббельса, который был втянут в ту же область политики и выступал на подобных собраниях в промышленной области Рур.
Имя Гитлера едва упоминается в уцелевших дневниках Гиммлера. 19 февраля 1924 года Гиммлер замечает, что читал друзьям брошюру «Жизнь Гитлера», но с уходом Рема ему нужно найти нового руководителя, которому он мог бы предложить свои услуги и у которого, возможно, смог бы получить оплачиваемую работу.
Он вновь присоединился к нацистской партии 2 августа 1925 года; в этот же период он поступил на работу к Грегору и Отто Штрассерам — братьям-баварцам, которые были одними из главных руководителей восстановления нацистского движения. У Штрассеров было фармацевтическое предприятие в Ландсхуте. Они были неудобными партнерами для Гитлера, который, освободившись из Ландсберга 20 декабря 1924 года, в возрасте 35 лет снова начал сосредотачивать власть в своих руках. Если Штрассеры были за компромисс с другими националистскими группами, то Гитлер был полон решимости основать новую сильную политическую партию, над которой он имел бы полный единоличный контроль. В месяц освобождения Гитлера из тюрьмы союз нацистов и народников после вторых выборов потерял большинство мест в рейхстаге [7] , сохранив лишь 14 из 32, но Гитлера, к огромному раздражению Штрассеров и Рема, это, похоже, мало волновало. Добившись отмены запрета на нацистскую партию, он был готов к потере поддержки антикатолических Народнических групп. Все это было для него стимулом начать сначала, реформировать нацистскую партию, стать ее бесспорным руководителем. Обо всем этом он заявил в конце февраля 1925 года, и его политическая платформа включала жестокую кампанию против марксистов и евреев.
7
Каждая немецкая земля в то время, как и сейчас, имела свой собственный провинциальный парламент, члены которого назначались из партий после местных выборов. Рейхстаг представлял в то время (и до сих пор представляет под новым названием бундестаг) федеральный парламент и занимался национальной политикой и законодательством. Депутаты избирались в рейхстаг (как ныне в бундестаг) на основе пропорционального представительства. Различные партии выбирали собственных депутатов, чтобы заполнить места, выделяемые им после каждых выборов.