Генрих IV
Шрифт:
Хотя она была предупреждена о прибытии короля, Габриель не верила, что он способен на подобную глупость, не хотела его узнавать, а узнав, вскрикнула и не нашла ничего лучшего, как сказать:
— О, сир! Вы так уродливы, что я не могу на вас смотреть.
К счастью для короля, Габриель была в обществе своей сестры, маркизы де Вилар. Маркиза, когда Габриель убежала, осталась с королем и постаралась его убедить, что единственная причина бегства — страх быть застигнутой ее отцом. Но король скоро понял, чего стоят эти объяснения, так как мадемуазель д'Эстре
«Что удивительнее всего, — говорит Таллеман де Рео, — это то, что он не был человеком дела, а мадам де Верней вообще называла его человеком добрых намерений».
Его отсутствие переполошило двор, особенно когда стали известны подробности его путешествия сквозь вражеские отряды.
Сюлли и Морней ждали его, чтобы дать ему хорошую взбучку. Генрих IV склонил, по своему обыкновению, голову. Но на этот раз вовсе не из-за упреков друзей, а лишь от горечи неудачи.
Выпутался он из этого положения, поклявшись словом дворянина, что не возобновит подобных атак, и действительно принял все меры к тому, чтобы в них не было необходимости.
Чтобы завлечь Габриель ко двору, он вытребовал к себе ее отца якобы для того, чтобы ввести его в свой совет. Но господин д'Эстре явился один. Тут появляется второй претендент и тоже предлагает женитьбу. Это был герцог Лонгвиль. И если Габриель любила Бельгарда из-за него самого, то она сделала вид, что любит Лонгвиля исключительно из амбиции.
Герцог Лонгвиль, обнаружив, с одной стороны, какую игру затеяла с ним Габриель, с другой стороны, силу страсти к ней короля, испугался подобной ситуации. Он вернул ей ее письма, потребовав обратно свои.
Габриель послушно вернула ему письма, с первого до последнего; но, разбирая полученные взамен, заметила, что двух ее писем, самых компрометирующих, не хватает.
К счастью, когда несколькими днями позже герцог въезжал в Дулан, он был встречен приветственным салютом. Совершенно случайно один из мушкетов был заряжен пулей, и случайно пуля эта попала в герцога. Тот упал замертво.
Пример подействовал на Бельгарда. Он ни в коем случае не желал вступать в ссору ни с влюбленным королем, ни с капризной любовницей.
Узнав, что мсье д'Эстре занят замужеством дочери на Никола д'Армевале, сеньоре де Лианкуре, он предусмотрительно стушевался, намереваясь появиться позже.
Говорят, что Габриель истошно кричала при виде претендента на ее руку. Он был духом плох и телом хил. Тут она обратилась к Генриху IV. Она попыталась убедить его в том, что ее отвращение к сеньору де Лианкуру идет от склонности, которую она питает к нему.
Генрих, отнюдь не убежденный в этой склонности, не желал вмешиваться в женитьбу, которая была, по-видимому, так дорога господину д'Эстре. Со своей стороны Габриель продолжала взывать о помощи. Генрих решил держаться середины, пообещав появиться в день свадьбы внезапно, как Бог на античной сцене,
Но обстоятельства сложились таким образом, что в день свадьбы необходимость заставила его отказаться от этого плана. Таким образом, Габриель пришлось самой отбиваться от мужа, в чем она, по всей вероятности, преуспела. По крайней мере она клялась Генриху, что муж от нее ничего не добился. Объяснение происходило, когда Генрих, приблизившись к Кёвру, приказал мсье Лианкуру присоединиться к нему в Шони с его женой.
Муж очень не хотел подчиниться, но, подумав о риске, которому подвергнется, если будет сопротивляться, и о том состоянии, которое он может обрести в будущем, принял это приглашение.
Он привез свою жену в Шони. У короля уже были готовы экипажи: он отправлялся на осаду Шартра.
Не заботясь больше о муже, как будто он и не существовал, не пригласив его даже сопровождать жену, он подсадил Габриель в карету, сел рядом с ней, и они отправились, увозя также добрую маркизу де Вилар, которая пыталась сгладить в Кёвре грубость своей сестры, и мадам де Ла Бурдезьер, ее кузину.
Мадам де Сурди, тетка Габриель, опасаясь новой оплошности своей племянницы, тоже направилась туда.
Советы, данные племяннице этой восхитительной теткой, были небесполезны для счастья Генриха. Но и Генрих не был неблагодарным. И как только город был взят, он отдал его под команду ее мужа.
И все-таки единственное обстоятельство нарушало покой Генриха IV — ревность к Бельгарду. Как бы ни были разделены любовники самым тщательным наблюдением, из потухшего костра любви нет-нет да выскочит искра.
Однажды Генрих IV наблюдал за тем, как они танцевали. Он их видел, они его нет. При виде того, как они подавали друг другу руки, он прошипел сквозь зубы:
— Ventre-saint-gris! [2] Все-таки они любовники.
Он пожелал убедиться. Заявив, что он будет отсутствовать всю ночь и следующий день, он выехал в восемь вечера, но в полночь вернулся.
Король не ошибся. К его возвращению Габриель и Бельгард были вместе.
Все, что могла сделать Ла Руссе, компаньонка Габриель, это спрятать Бельгарда в кабинете, где спала сама, рядом с кроватью своей госпожи, пока та открывала дверь королю. После чего она ушла и унесла ключ.
2
Французское ругательство.
Король заявил, что он голоден, и предложил поужинать. Габриель извинилась, что не ожидала короля и не приказала ничего приготовить.
— Прекрасно, — сказал король, — я знаю, что у вас чудные конфитюры в этом кабинете. Я съем хлеба с конфитюром.
Габриель сделала вид, что ищет ключ, ключ не находился. Генрих приказал искать Ла Русс. Ла Русс нигде не было.
— Ну что ж, — сказал король, — видимо, если я хочу поужинать, мне придется взломать дверь.