Генрих в Гневе!
Шрифт:
— А, давай! — согласилась Аллочка.
А я, пока все так удачно складывалось, подхватил ее под руку и повел к Порше с единорожками. Уже усаживая Аллочку на пассажирское сидение по правую руку от меня, услышала от нее восхищенное:
—
— Ага, — кивнул я, устраиваясь на водительском месте, — она твоя.
— Чтооо? — возмутилась Аллочка.
— В качестве задатка за долгосрочное партнерство, — пояснил я, — аванс, если тебе так удобнее. Мне розовое авто с единорожками ни к чему. Это ты ведь о сказочной жизни мечтала, когда подбивала меня на заказ граффити.
— Вспомнил, все-таки, — улыбнулась Аллочка, очень мило, я аж залюбовался.
Приметив, что она забыла пристегнуться, потянулся к ее ремню, подвинулся ближе к ней, вдыхая аромат духов, застегнул и нехотя отстранился. Когда мой взгляд коснулся ее лица, Аллочка густо покраснела. Ну да, теперь я не белка. Привыкай!
— А куда мы едем? — поинтересовалась Аллочка, смущенно отведя глаза.
Мда, учи ее, не учи, а она все таже. Почти не изменилась. Вот смущается опять, как школьница.
— Ко мне в дом, загородный. Давно там не был. Последний раз с тобой, — я набрал номер на мобиле, дав указание боту на расстоянии, — Нинусик, включи обогрев дома!
Лицо Аллочки вытянулось:
—
— Сама подумай, партнер! — укоризненно заявил я. — В моем доме тепло, хорошо и просторно, и главное, нет прослушки. Я собираюсь обстоятельно проговорить с тобой план по сотрудничеству.
— Ясно, — оторопело произнесла Аллочка, снова почему-то раскрасневшись.
Впереди, прямо через дорогу шел какой-то мужик. Шел-то он по зебре, вот только не торопился нисколько, чем вызвал у меня приступ гнева:
— Эй, охламон, шевели штанишками!
— Совсем обнаглел, буржуй недоделанный! — прокричали мне в ответ, и я приоткрыл дверь, что вылезти и показать, кто из нас недоделанный, а кто верно сложен.
А мужик взял, да ускорился, в несколько мгновений зебру перескочив со словами:
— Связываться с вами — себе дороже!
— Ты только посмотри на этого чудилу, — пожаловался я Аллочке, втопив педаль газа.
Аллочка изумленно рассматривала Гену, прокручивая в голове одну совершенно правдивую мысль — и никакой гнев богов, известных всему миру, не смог изменить Генриха. Даже после заточения в теле белки. Вот нисколько. Каким он вредным был, таким и остался. Но как же она была рада его встретить снова…
Гена несся по трассе улыбаясь, как дитя, получившее сладости и размышляя: