Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса
Шрифт:
Король сухо кивнул, и тот начал читать. В его стихах сама королева прощалась с нами, что вызвало у меня глубочайшие страдания – ведь при жизни она ничего такого не говорила, ей не удалось проститься со мной. И поэт, видимо, пытался исправить упущенное, словно знал об этом. Но откуда?
Adieu! [15] Мой дорогой супруг и господин земной!Отныне вам вверяю я любви наш дивный сад,Где годы брачные прошли в гармонии мирской,И15
Прощай! (фр.)
Каким-то непостижимым образом от одного его вида и голоса я обрел удивительное успокоение. Причиной тому послужили не слова элегии, а проявление всеобъемлющего понимания и сочувствия. Их, вероятно, я встретил впервые в жизни.
– Кто это? – спросил я, склонившись к Маргарите, которая обычно знала имена и титулы.
– Томас Мор, – прошептала она, – адвокат.
В тот вечер, собираясь ложиться спать, я чувствовал себя как никогда ослабевшим и усталым. Давно стемнело. Скудный дневной свет уже иссяк, когда мы покинули аббатство.
Возле моей кровати стоял ароматный поссет [16] . Я улыбнулся. О нем, наверное, позаботилась няня Льюк, она по-прежнему не забывала меня, хотя я уже вышел из-под ее опеки. Я взял кубок. Напиток был еще теплым. В нем явственно присутствовали мед, вино и какие-то травы…
Я уснул. И увидел странный сон. Мне приснилось, что я играю в глубине элтамского сада и ко мне идет королева, улыбающаяся и здоровая, как во время нашей последней встречи. Она протянула ко мне руки.
16
Поссет – горячий сладкий напиток из молока, сдобренный пряностями и вином.
– Ах, Генрих! – воскликнула она. – Я так рада, что вы будете королем!
Она наклонилась, чтобы поцеловать меня. Я вдохнул розовый аромат ее духов.
– И красивым королем! Таким же, как мой отец! У вас родится дочь, вы, следуя его примеру, назовете ее Елизаветой…
Я расправил плечи и по волшебству сна вдруг оказался гораздо выше матери, гораздо старше ее, хотя сама она почти не изменилась.
– Останьтесь со мной, – попросил я.
Но ее фигура начала таять или удаляться… Я не понимал, что происходит. Мой голос сорвался на отчаянный крик:
– Пожалуйста!
Но ее облик уже странным образом изменился, и матушка обрела черты незнакомой женщины с бледным овальным лицом. Я услышал ее шепот:
– Королям надлежит вести себя по-королевски.
Она истерически расхохоталась. А потом исчезла.
Я проснулся с колотящимся сердцем. На мгновение мне показалось, что в спальне кто-то есть. Я отвел в сторону край полога.
Никого и ничего, кроме шести светлых квадратиков, нарисованных лучами лунного света,
Я опять откинулся на подушки. Неужели она действительно приходила ко мне? Нет. Она умерла. Умерла. Сегодня ее опустили в могилу. Позднее отец воздвигнет на том месте памятник. Так он сказал.
Понимая, что никто не услышит и не остановит меня, я заплакал… С этими слезами закончилось и мое детство.
8
Очередная перемена в моей жизни совпала с достижением зрелости. И это было весьма кстати.
Покинув Гринвич, мы переехали в шикарный, заново выстроенный отцом Ричмондский дворец, где намеревались провести несколько месяцев, дожидаясь теплых дней и уделяя должное внимание государственным делам. Всякий раз, приезжая в Ричмонд, я замечал нечто новое. Сейчас я увидел отполированные деревянные полы, настеленные по приказу отца. Я счел его решение превосходным. Да и новые стенные панели, скрывшие старомодную и грубую каменную кладку, придавали покоям очень уютный вид. Все это скрасит нам ожидание весны.
Голые ветви деревьев еще коченели на морозе, когда отец вызвал меня к себе в рабочий кабинет – так он называл небольшой, облицованный деревянными панелями альков. Там был и камин, хотя огонь в нем, как обычно, еле тлел. Я всегда потеплее одевался, когда получал сообщение, что король желает видеть меня.
Услышав, что я вошел, он едва кивнул. Все его внимание сосредоточилось на ворохе документов, разбросанных по старому поцарапанному столу. Понять, для чего он предназначен, было бы трудно, если бы не стоящий на нем письменный прибор. Я молча ждал, когда отец соблаговолит заметить мое присутствие.
– Очередные жалобы проклятых бродяг! – наконец неодобрительно проворчал он и, тряхнув головой, взглянул на меня. – А что на сей счет думаете вы? Более того, что вам известно об этом?
– О чем, сир?
– По поводу этих законов о бедных!
– Каких именно?
Законов о бедных у нас хватало с избытком.
Король поднял руку и показал на свое ухо.
– Тех, что пресекают деяния шарлатанов и гадалок? После второго нарушения им отрезают ухо. А после третьего они вовсе лишаются ушей.
Мне вспомнилась валлийская гадалка на свадебном пиршестве Артура. Интересно, удалось ли ей избежать наказания? Отец тем временем продолжал:
– А если прорицатель имеет духовный сан и заявляет, что он свидетель божественных откровений? Как быть тогда?
– Все будет зависеть исключительно от того, какова суть его прозрений, – ответил я саркастически.
Король одобрительно кивнул.
– Вы удивляете меня, – добавил он язвительно. – Я мог бы подумать…
Его прервал чиновник, прибывший из ближайшего городка. По вторникам, а сегодня как раз был вторник, отец, разбирая государственные дела, обычно устраивал прием посетителей.
Посланец явился не с пустыми руками. Он притащил с собой большую разорванную сеть и с несчастным видом развернул ее. Очевидно, государю полагалось понять все без слов. Однако он сурово спросил:
– В чем дело?
– Ваша милость, взгляните, в каком плачевном состоянии эта ловчая сеть!
– Она подходит для ловли крупных птиц, скажем канюков. Неужели канюки повадились воровать овес с ваших полей?
– Ваша милость, нам нужны новые сети. Когда мы сеяли в прошлом году…
– Так купите их, – резко перебил его отец.