Географ глобус пропил. Золото бунта

Иванов Алексей Викторович

— Чего ты так долго не заходил, Витя? — укоризненно спросила она. — Я по тебе так соскучилась...

— Закрутился, — виновато пояснил Служкин. — И школа эта еще...

— Школа, география... — мечтательно сказала Саша. — Ты, Витя, всегда был романтиком... Амазонка, Антарктида, Индийский океан... Вот уехать бы туда от всей здешней фигни — осточертело все...

Из затона донесся гудок корабля.

— Чего у тебя новенького? — спросил Служкин.

— А чего у меня может быть? Ничего. — Саша

пожала плечами и вздохнула. — С соседями по малосемейке ругаюсь да картошку чищу...

— Как ухажеры? Рыщут?

— Какие тут ухажеры? — усмехнулась Саша. — Один какой-то в последнее время клеится, да что толку?

— Нету толка, когда в заду иголка, — подтвердил Служкин. — А кто он, твой счастливый избранник?

— Мент, — убито созналась Саша.

— Какой позор! — с досадой сказал Служкин. — А как же я?

Саша, смеясь, уткнулась головой в плечо Служкину:

— Хорошо с тобой, Витя. — Она поправила ему воротник рубашки. — Рядом с тобой так легко... Расскажи, как там наши?

— Наши или ваши? — ехидно спросил Служкин.

Саша потерлась виском о его подбородок.

— Ваши хорошо поживают, — сообщил Служкин. — Развлекаются, чаруют, деньги делают. Вчера зашел к вашим и увидел у них под кроватью целый мешок пустых банок из-под пива — выбежал вон в слезах. Я тут недавно подсчет произвел: если мне не пить и не есть, а всю зарплату на машину откладывать, то я накоплю на «запор» через сто пятьдесят два года. А Наде, несмотря на весь ее меркантилизм, Будкин все равно не понравился даже со своим автопарком. Надя сказала, что он — хам.

— Твоя Надя — умная женщина, — согласилась Саша.

— А она говорит, что дура, потому что за меня замуж вышла.

— Ну и что, что Будкин хам. Я это знаю. Но сердцу не прикажешь.

— Все сохнешь? — серьезно, с сочувствием спросил Служкин. — Зря, Сашенька. Если для тебя на Будкине свет клином сошелся — так ведь клин-то клином и вышибают... Это большой намек.

— А я ему письмо написала...

— Угу. И я определен в почтовые голуби, — догадался Служкин.

— И это тоже... — смутилась Саша и достала из кармана сложенный вчетверо тетрадный листок. — Прочитай, пожалуйста, Витя... Мне очень важно знать твое мнение... Прочитай вслух.

Служкин хмыкнул, взял листочек из ее пальцев и развернул.

— «Я очень устала без тебя. Мне кажется, что наша ссора — недоразумение, случайность. Она возникла из пустяка. Если ты считаешь, что я виновата, то я согласна и прошу прощения. Ты мне очень дорог и нужен. Я тебя жду всегда. Приходи», — прочел Служкин.

Саша внимательно вслушивалась в звучание собственных слов.

— Лаконично и поэтично, — сказал Служкин, складывая листок и убирая в карман. — Дракула бы прослезился. Но не Будкин.

— Считаешь, это бесполезно? —

вздохнув, печально спросила Саша и задумчиво добавила: — Но ведь надо же что-то делать... Хоть бы ты, Витя, запретил мне это... Я бы тебя послушалась, честное слово. Ты же мой лучший друг.

— Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, — назидательно изрек Служкин.

— Ты мне расскажешь, как он отреагирует на письмо?

— Расскажу, — согласился Служкин. — Хоть сейчас. Начинать?

Глава 8

НА КРЫШЕ

— Недавно я Руневу встретил, — лениво сообщил Служкин.

— Где? — так же лениво поинтересовался Будкин.

— А-а, случайно, — сказал Служкин. — У нее на работе.

Оба они, голые по пояс, лежали на расстеленных газетах посреди крыши. Они загорали на отцветающем солнце бабьего лета и пили пиво. Между ними стояла трехлитровая банка и раскуроченная коробка из-под молока, заменявшая кружку. Над ними на шесте, как скелет мелкого птеродактиля, висела телевизионная антенна, которую они только что установили.

— Сашенька тебе письмо написала, — сказал Служкин.

— Не получал. Честное слово.

— Так она его через меня передала.

Служкин залез в карман джинсов, достал листочек и протянул Будкину. Будкин развернул его и стал читать, держа на весу перед глазами, солнцу на просвет. Читал он долго.

— Не ссорился я с ней ни фига, — сказал он, опуская письмо. — Это она на меня обиделась. Когда я последний раз был у нее, то всякие планы развивал, как зимой буду на горных лыжах кататься. А ее, естественно, не звал. Вот она и обиделась.

— А чего не звал-то? Трудно, что ли?

— Я бы позвал, так она ведь поехала бы, дура... А там одни ботинки, как «Боинг», стоят. Где бы она на все денег взяла? Явилась бы в каких-нибудь снегоступах на валенках... Меня бы там на базе все засмеяли.

Будкин приподнялся, выпил пива и повалился обратно.

— А дальше чего у вас с ней было?

— Ничего... Дальше я занят был, мне к ней в гости ходить было некогда. Вот она и решила, что я обиделся. Детский сад, короче.

— Так сходи к ней, — посоветовал Служкин.

Будкин задумчиво начал складывать из письма самолетик.

— Неохота, — признался он. — Надоело мне с ней. Человек она, конечно, хороший, но тоску на меня нагоняет. Придешь — у нее как «Прощание славянки». Нагрустит, хоть экспортируй.

Будкин ловким, точным движением запустил самолетик. Тот нырнул, вынырнул, полетел за край крыши по красивой нисходящей линии, пронесся над желто-зеленым ветхим тряпьем березок в сквере и вдруг без видимой причины кувыркнулся вниз и исчез в тени, как в озере.