География времени. Повести и рассказы
Шрифт:
Глаша, облокотившись на стол, закрыла лицо руками.
– Глаша, родная, у меня никого, кроме тебя… Когда ты уйдёшь, я останусь одна. Совершенно одна! Но так я хотя бы буду знать, что ты есть, и, может, когда-нибудь мы даже встретимся. Ты должна уйти. Понимаешь?
– Да, – прошептала Глаша, отстраняя руки. – Но Эмиль! Я не могу без него!
– Так будьте вместе! Здесь он обречён, а там, да ещё вдвоем, вы не пропадете, поверь!
Глаша благодарно положила ладонь на руку Софьи Дмитриевны.
– Как его только уговорить?
– Отчего же? Пусть он это сделает ради тебя! Не может же революция быть дороже любимой женщины!.. Ах, да, по тому, как ты смотришь, я понимаю, что сказала глупость. Значит, найди другие доводы! Я и сама бы с ним поговорила, но ты знаешь – он меня недолюбливает.
– Хорошо, Софья Дмитриевна, я постараюсь, я найду подходящие доводы.
– Вот и договорились! Но сделать это нужно в самое короткое время. Завтра вечером я вас жду.
Так никогда Софья Дмитриевна и не узнала, сумела ли Глаша убедить Будного, потому что на следующий день их обоих арестовали. Софья Дмитриевна ходила в тюрьму с передачами для Глаши до тех пор, пока ей не объявили, что гражданка Спиридонова осуждена на десять лет без права переписки. От Клавдии Софье Дмитриевне было известно, что это означает…
И она осталась совершенно одна.
Часть 3
1
– Соня! – вскрикнул Алексей Арнольдович.
Вокруг было всё то же – светлый день, движение улицы, трое странных молодых людей – только не было её.
– Они, наверно, фокусники! – отреагировал на исчезновение Софьи Дмитриевны тот, что был с кольцами в ушах.
– Пошли отсюда, пацаны, не нравится мне это, – отозвался его приятель, и троица, гуськом ринувшись на другую сторону улицы, запетляла между авто.
А Алексей Арнольдович, словно его обесчеловечили, как механическое существо, стал заведёно озираться. А когда душа к нему вернулась, вошла в голову и первая мысль, которая показалась страшнее смерти: Сони теперь не будет… Она буквально подкосила Алексея Арнольдовича, чтобы не упасть, он сел на тротуар.
Прохожие аккуратно обходили его стороной, пытаясь, видимо, угадать, что заставило так напиться этого прилично одетого гражданина. Алексей Арнольдович осознавал свое положение, но как бы через слой всё не уходящей из головы первой мысли, а потому смазано, без боли. Когда кто-то, в отличие от других, принял Алексея Арнольдовича за нищенствующего интеллигента и бросил ему монетку, тот в порыве негодования вскочил на ноги. Жертвователь испугано поспешил скрыться, но благодаря ему с Алексея Арнольдовича сошла оторопь.
«А почему я, чёрт возьми, решил, что больше не увижу Софью?! Раскис, как кисейная барышня! И вообще – что происходит?!»
Опять, теперь осознанно, оглядевшись, он вспомнил о сделанном незадолго
Войдя в свой переулок, Алексей Арнольдович приободрился, поскольку на фоне обнаруженных по пути перемен он уж и не чаял увидеть серый дом с рыцарем в нише над парадным. Впрочем, и этот дом печально не соответствовал прежнему своему виду.
Из-за того, что часть его была срезана, он казался покалеченным ради воплощения чьей-то нелепой идеи пристроить к нему другой дом, который теперь стоял встык, никак не облицованный, из голого кирпича. Алексей Арнольдович нервно отыскал взглядом окна своей квартиры и тогда понял, что вместе с частью дома утрачена и их с Софьей спальня. Да, всё было не так, всё было другим…
У подъезда – ни швейцара, ни звонка, как открыть дверь? Алексей Арнольдович заметил на стене некое устройство с множеством кнопок, но изучить его не успел, так как дверь поплыла, выпуская седовласого, статного господина, который очень внимательно на него посмотрел. А Алексей Арнольдович, не мешкая, бегом поднялся на свой этаж и позвонил в свою квартиру.
На звонок вышел господин, очень похожий на только что повстречавшегося Алексею Арнольдовичу, но заметно его старше.
– Чем могу быть полезен?
– Где Софья Дмитриевна? И как вы оказались в моей квартире? – возбуждённо произнес Алексей Арнольдович, уже, впрочем, догадываясь, что совершенно непонятен этому господину.
Тот отступил на полшага и смущённо кашлянул:
– Что, простите?
– Супруга моя, Софья Дмитриевна Бартеньева, она где? – угасая надеждой быть понятым, тихо спросил Алексей Арнольдович.
Но вдруг во взгляде господина, до того притуплённом замешательством, блеснула острота. Его память явно что-то обнаружила!
– Проходите, пожалуйста.
Алексей Арнольдович, конечно, не узнал своей квартиры. Он вообще перестал ожидать встречи со вчерашним в его первозданном виде, которое, если и представало, то всегда осыпавшимся, как старая лепнина, с какими-то выветренными контурами.
– Добрый день. Я профессор Полунин Игорь Леонидович.
Был он высок, жилист, с гривой полных сил волос, и если бы не морщинистая худощавость лица, ничто не выдавало бы его солидный возраст.
– Коллежский асессор Бартеньев Алексей Арнольдович.
Профессор вежливо поклонился, при этом Алексей Арнольдович заметил уплывающее с поклоном начало улыбки.
– Я чем-то вас рассмешил?
– Нет, нет! Простите! Сейчас я вам всё объясню. Проходите, садитесь.
Они расположились в бывшей гостиной Алексея Арнольдовича, которая таковой, видимо, являлась и теперь.
– Дело в том, – начал профессор, – что я… знал Софью Дмитриевну.
Алексей Арнольдович напрягся, застыл взглядом на Полунине.