Геологи шутят... И не шутят
Шрифт:
Это был один из самых ответственных и напряженных дней в моей жизни. Очень напряженно работали целый день: А. И. Гинзбург в кабинете начальника аэропорта п. Богдарино; и большой геологический коллектив — за 200 км в глухой тайге. И общее огромное желание и стремление узнать, с каким же минералом связан бериллий. Были маленькие перерывы, когда А. И. уходил пить чай, а меня просил еще раз проверить кристаллооптическую фигуру или показатель преломления того или иного описываемого минерала. В 10 вечера, когда просматривался уже 36-й шлиф, мы услышали радостный голос А. И.:
— Поздравляю! Вы открыли новую точку. Ваша бериллиевая минерализация представлена фенакитом.
Породы,
Открытие бериллиевой минерализации на севере Бурятии, связанной с силикатами бериллия — фенакитом и бертрандитом — нацелила геологов на поиски новых типов бериллиевого оруденения и предопределило открытие крупнейшего Ермаковского месторождения бертрандит-фенакит-флюоритовых метасоматитов гидротермального генезиса в центральной части Забайкалья».
(Из очерка Л. П. Викуловой «Встреча, определившая судьбу».
[Минер, сырье, 2006. № 18])
Дело было в 1944 или 1945 году.
«Мы с Кузьмой Алексеевичем работали в шахте на месторождении Изумрудные копи (Средний Урал). Зашли в последнюю намеченную планом выработку и там, во флогопитовой зоне, обнаженной по одной из стенок, встретили многочисленные прекрасно ограненные ромбоэдрические кристаллы фенакита в друзовых выделениях. Такого количества этого минерала мы ни разу не видели. Кузьма Алексеевич облюбовал большую друзу. Прошло несколько часов. Наконец ему удалось выбить ее, и он, как ребенка, осторожно взял ее и стал выносить. <…> И вот эта друза поехала в Москву.
В то время академик В. И. Вернадский был уже старенький, появлялся в Институте один или два раза в неделю. Его всегда привозили на машине в сопровождении личного секретаря, и он общался с сотрудниками в кабинете директора Института геологических наук академика А. Е. Ферсмана. В этот роковой день была наша очередь на встречу с Владимиром Ивановичем. Ну и, конечно, К. А. понес свою друзу. Секретарь нас предупредила, что встреча должна быть не более 10 минут. Все увлеклись, и, когда вошла секретарь и сказала нам, что пора уходить, мы заспешили и забыли друзу. <…> Я говорю: „А где друза?“ А К. А. отвечает: „Ну, что Вы, Евгения Ивановна! Ведь она осталась в директорском кабинете“. На другое утро я опять напомнила ему о друзе. Он пошел и принес остатки друзы — все кристаллы были отбиты. Возмущению его не было границ. „Это варварство и мародерство!“»
(Из рассказа к. г.-м. н. Е. И. Кутуковой в сб.
[Кузьма Алексеевич Власов, 1997. С. 129])
«За годы зарубежных поездок в рабочем кабинете В. А. Ярмолюка скопилось свыше тысячи уникальных образцов. <…> Он передал всю коллекцию в дар родному министерству, выставив ее для всеобщего обозрения в холле здания. Но… в ходе многократных реорганизаций <в ельцинскую эпоху, в 1990-е годы>все это богатство оказалось расхищенным».
(Из предисловия проф. В. П. Федорчука к кн.: [ГЖМ-4. С. 4])
В
(Из рассказа к. г.-м. н. Е. М. Еськовой в сб.
[Кузьма Алексеевич Власов, 1997. С. 139])
В Иркутское геологическое управление к его начальнику Игорю Константиновичу Минееву пришел знаменитый кинорежиссер Михаил Константинович Калатозов.
«Он сказал, что приехал в Иркутск, чтобы выбрать район съемки, и попросил ознакомится со сценарием. <…> Я и мои коллеги увидели, что сценарий очень далек от действительности. Например, геологический отряд выезжает на поиски алмазов, не имея никаких средств связи. В эти годы уже все партии и отряды выезжали на полевые работы, имея портативные радиопередатчики. Далее, герой картины на речной косе увидел алмаз и стал лихорадочно рыть яму, в которой по мере углубления обнаруживал все больше и больше алмазных кристаллов. Но, чтобы найти алмаз среди песчано-галечных отложений, нужно переработать сотни, а может быть, и тысячи кубометров породы, и только потом, используя специальную аппаратуру, удается увидеть кристаллы алмаза. Кроме этих, было много и других несоответствий с действительной работой по поискам алмазов.
Когда Калатозов вновь пришел ко мне, то он с восторгом отзывался о местности, которую я ему рекомендовал для киносъемки. Но когда я ему стал высказывать замечания по сценарию, он и не спорил, и не соглашался. <…> Калатозов ничего не изменил в сценарии».
(Из очерка И. К. Минеева [ГЖМ-6. С. 93])
Летом 1941 г. Григорий Исаевич Цаур вел съемку в Каменск-Уральском районе и в течение первой недели войны ничего о ее начале не знал. Пошел в одиночку в маршрут…
«По пути попались три колодца, из которых я брал воду для исследования. Вдруг слышу шум, народ со всех сторон бежит ко мне, некоторые верхом на лошадях, в бричках, с вилами, с охотничьими ружьями, один с топором. Окружили меня. Предлагают сесть в бричку и ехать к уполномоченному НКВД. Понял, что приняли меня за шпиона, решили, что я отравляю воду в их колодцах. Пытался что-то объяснить, но из-за шума ничего не вышло. <…> Поехали к рабочим, которых я оставил на проходке шурфов. И только когда те подтвердили, что я их начальник, все кое-как удалось уладить. <…>
Слух моментально облетел Каменск-Уральский район. <…> Из окна в окно, с одной улицы на другую передавалась новость: „В деревне Усть-Караболке арестовали немецкого шпиона…“ Утром пришлось пойти в сельсовет, чтобы встать на учет — подобные эксцессы нужно было исключить. А секретарь мне сообщает: „Вчера недалеко от нас поймали одного шпиона!“ Что поделаешь, ведь шла война…»
(Из очерка Г. И. Цаура [ГЖМ-6. С. 222])