Геологическая поэма
Шрифт:
— Стрельцу сейчас не до нас, — Роман колюче усмехнулся и, поколебавшись, добавил — Жена вольтанулась.
— Как?! — вытаращился Валентин.
Взгляд Романа сделался невидящим — ушел во тьму каких-то явно нелегких, тревожных мыслей.
— Удивляюсь Стрельцу, — заговорил он после некоторой паузы и как бы про себя. — Умный ведь мужик… С самого начала было ясно: кроха рассчитывает, что дедуля скоро отбросит коньки и его сундуки с отрезами достанутся ей. А он — ты ж видел — еще нас с тобой переживет. Кроха ждала, ждала — и абзац! Нервы крякнули. Пошла чудесить. Наши институтские метрессы шушукались, что кроха берет новый сервиз и после разового употребления — в мусоропровод: я, мол,
— Рома… — начал Валентин, мучительно соображая, что сказать и как утешить вулканически вздыбленного Романа.
— Ладно уж, молчи, — великодушно махнул тот. — Что ты понимаешь в городской любви… — Он вздохнул, расслабился, задумчиво поглядел на Валентина. — Нет, чего это я ради тебя уродуюсь, а? По идее мне надо было возненавидеть тебя — из-за Аси… Кстати, ее папашу тоже пришлось подключить — чтобы тебя приняли и выслушали. У него в министерстве авторитет непромокаемый…
Валентин молчал. Вопросительно смотрел на Романа. Тот сосредоточенно разглядывал носки своих матово лоснящихся туфель, мял в руках перчатки.
— Переписываемся мы с ней… Ну, об этом потом, — Роман вскинул голову и внезапно засмеялся. — Наш друг Панцырев может не торопиться — на Севере, туда, ближе к Ледовитому, разведаны колоссально богатые руды. Так что ваше Гулакочи снимается с повестки дня — пока не проложат железную дорогу…
— Будут прокладывать дорогу? — мигом насторожился Валентин. — Когда?
— Ну-у… может быть, в этом десятилетии, а может — в следующем… — Роман рассеянно вынул сигареты, поискал глазами пепельницу. — Так или иначе — ситуация назрела. Мы не можем и дальше тянуться к Тихому океану одной рукой — я имею в виду Транссибирскую магистраль…
— Я думал, ты знаешь конкретные сроки, — разочарованно проронил Валентин.
— Я тебе что — Дом Советов? — буркнул Роман, глянул на часы. — Собирайся. Или будешь еще завтракать?
— Уже позавтракал. В буфете очередь, так я взял у дежурной чайку. Хлеб и колбаса у меня были… Слушай! Колбаска, старик, — сто лет такой не видел. Твердого копчения. Гвозди можно забивать. Иметь бы такую в поле, для маршрутов, точно? Я тут был только в одном магазине, но…
— Не говори, кума, про пряжу! — угрюмо прервал Роман. — Иногда мне бывает неудобно, что я москвич.
Валентин недоуменно воззрился на него.
— То есть?
— А! — Роман тоскливо скривился, встал, подошел к широченному окну; глухо заговорил, уставясь на былинные купола Василия Блаженного — Есть у меня знакомая… прекрасная неандерталочка…
— Неандерталочка? — Валентин засмеялся. — Как это понимать?
— В академическом музее работает. Питекантропы, синантропы и все такое… Прокатилась по Европам, вернулась: ах, какой кошмар, у нас-то, в Москве-то, никакой ведь ночной жизни! А у них там бары, у них реклама, у них Елисейские поля! И веселье с вечера до утра! Ну, я ей и выдал: говорю, что ты понимаешь, умница набитая, ты ж дальше, чем у бабушки в Кунцеве, нигде в Союзе не была! Ты ж у себя здесь имеешь такое, о чем другие могут только мечтать!.. Сделала мордочку ящичком и мяукает: «А
— Один момент! — Валентин достал из чемодана аккуратно сложенные схемы и принялся запихивать их в полевую сумку, и без того уже полную.
Наблюдая за ним, Роман вдруг хмыкнул:
— Все это до фонаря — то, что берешь с собой. Оно тебе не поможет.
— В смысле?
— Купи коробку конфет, самых дорогих, — Роман снова хмыкнул. — Я-то везде пройду, как танк, а вот ты… с твоим дурацким характером… Говорят, едва человек с периферии открывает в приемной свой портфельчик, они сразу же, синхронно, выдвигают ящик стола: мол, клади сюда.
— Не понял: кто выдвигает, зачем?
— Тундра! — желчно оскалился Роман. — Те, кто командует в приемных. Неандерталочки. От них ведь зависит, доложить о тебе шефу или сделать морду ящиком…
— Да? — Валентин несколько даже растерянно опустил сумку.
— Успокойся, шучу. У геологов такого нет. Но кое-где, говорят, имеет место. В отдельно взятых случаях… Двинулись?
— Пошли.
Выйдя из гостиницы, остановились.
— Возьмешь такси? Хотя… — Роман посмотрел на часы. — Тебе к десяти, времени еще навалом. Поезжай на метро.
— Я уже забыл, как это делается, — полушутя, полусерьезно отозвался Валентин.
— Ничего, спросишь у бабусь, которые дежурят под землей.
— Под землей — почти как по ту сторону Стикса…
— Не будь такой умный, — сквозь зубы, почти зло сказал Роман. — Значит, доезжаешь до Краснопресненской, выходишь к Зоопарку…
— Помню. Знаю.
— Тогда я помчался. Тоже к зоопарку — к своему, — Роман саркастически засмеялся. — Потом позвони. Сразу же, понял?
Валентин кивнул. Без слов. Как бы некая струна, туго натянувшись, едва ощутимо вибрировала внутри.
Роман повернулся и, чуть наклонив голову, быстро пошел прочь. Валентин поглядел ему вслед и невольно позавидовал: элегантный, собака, уверенный и напористый даже со спины…
Выйдя из метро, Валентин остановился. Не торопясь сориентировался. Он не спешил — времени было достаточно. Мимо неслись люди с совсем иными, чем в неторопливой Абчаде, походками, повадками, лицами. Высотное здание, рывками взбегающее ввысь. Зоопарк. За ним, наискосок, не без труда узналось темное здание министерства. Он был в нем один раз, пять лет назад, вместе с отцом, который хотел повидаться с каким-то своим давнишним другом, но тот как раз оказался в отпуске.
Пройдя по подземному переходу, Валентин попал на противоположную сторону улицы. С видом праздно гуляющего постоял у входа в Зоопарк. На пилоне справа красовался сохатый, могучий бродяга тайги. Уже отдалившись, Валентин подумал, что это изображение можно было бы без большого ущерба для здравого смысла перенести куда-нибудь на стену министерства — как своего рода символ таежных троп и маршрутов.
Он дошел до входа в министерство, снова и уже в который раз глянул на «командирские», затем повернул обратно. Время замедлилось невыносимо.