Георгий Владимирович. История 1. Философский камень
Шрифт:
Там, на грязном матрасе, он мечтает об обычных и низменных желаниях — хорошо поесть, попить, и о нормальной, чистой одежде…
…до тех пор, пока его не ловят прямо «на деле». Мужчина, ничем не примечательный, совершенно невзрачный в толпе обычных людей — прошел он сам мимо и не заметил бы, улыбаясь и не слушая его лепет, ведет его за руку куда-то…
Это был его отец. Это первая их встреча. Тогда, в ГДР, в Дрездене…
Новый дом. Самый настоящий, не выдуманный.
Впервые он накормлен, одет и слышит в свой адрес добрые слова. И тянется к этим людям изо всех своих
Он умеет делать странные вещи. Отец знает об этом, и вскоре они идут вместе к нему первый раз на отцовскую работу. Там он общается с каким-то странным, но добрым человеком. Тот много говорит.
Именно тогда он впервые узнает, что такое магия. И свое забытое прошлое… Понял, почему он оказался без родителей и по чьей вине… Осознал, что мерещащаяся во снах ярко-зеленая вспышка, не есть воображение разума. Он подсознательно, еще с пеленок, знал заклинание смерти…
Тогда же он и впервые попросил отца не упоминать о прошлом вообще. Он навсегда отказался от него, перелистнул слишком горестную страницу жизни. Теперь он окончательно стал Георгием Владимировичем Путиным.
И вот скоро рушилась Берлинская стена… И стало уже понятно, что это почти конец.
В январе 1990 года вся семья вернулась из Германии.
Отец тяжело, впрочем как и все, переживал крах идеологии СССР. Но прекрасно понимал, что это все неизбежно.
Он с удовольствием пошел «под крышу» Ленинградского государственного университета в расчете написать кандидатскую, посмотреть, как там и что, и, может быть, остаться работать в ЛГУ. Так в 90-м отец стал помощником ректора университета по международным связям. Но все же разведчики бывшими не бывают…
А потом он перешел работать к Собчаку Анатолию Александровичу.
Он подал рапорт на увольнение его из органов КГБ. Его приняли. И он уволился двадцатого августа.
И все, в злополучном девяносто первом рухнуло, погребая государство под останками…
***
Отец очень строгий. Сколько Георгий его помнил, по-настоящему его могла вывести из себя только людская тупость. Именно тупость — не способность понять простых вещей. Голоса он никогда на него не повышал, даже если мальчик где-то повинился, но его тон становился жестким, напористым, и Георгию становилось очень стыдно. Настолько, что хотелось тут же провалиться со стыда под землю.
Если он давал какое-то задание, то его не особо волновало, как это сделать, кто это сделает, какие могут при этом возникнуть проблемы. Это должно быть сделано — и все.
За то время, что он провел с отцом, Георгий получил просто бездну знаний (иногда специфических): выучил некоторые иностранные языки — они ему давались неожиданно легко (например, он вместе с Машей начал одновременно изучать китайский), знал и умел пользоваться многими видами оружия, запоминать и отбирать правильно полученную информацию. Овладел техникой анализа и составления грамотных планов работы. Каждое утро он вставал вместе с отцом и занимался с ним спортом.
И это было почти единственным
Потом отец улетал на работу на вертолете — чтобы его кортеж не парализовал движение на улицах в Москве.
***
Ярко запомнился еще Георгию девяносто четвертый. Именно тогда Людмила Александровна, его приемная мать, попала в авто аварию и получила тяжелейшие травмы.
Чудом (он тогда оказался в машине вместе с Катей), он смог позвать на помощь и не отпускал сестру от себя. Мать увезли на скорой, и потом успешно, не без помощи отца, прооперировали в Военно-медицинской академии…
Отец потом сказал, что он вел себя очень достойно.
Маму выписали. Она вышла из больницы, и первые две недели просто ползала по квартире. Мальчик с сестрами уже занимался домашней работой, понимая ее состояние. Впрочем, за ними тремя еще смотрела бабушка, поэтому в доме было тихо и спокойно.
Но еще год-два она вылечивалась от последствий травмы и перенесенных нескольких операций.
***
Отец стал президентом и время, проводимое с ним и с родными дочерями сократилось до минимума. Мальчик, который уже далеко ушел и в изучении тонкостей этикета, политики (к которой невольно стал причастен — его заинтересовало сегодняшнее время), языков, оружия и вооружения, разных школьных предметов и логических размышлений, был практически предоставлен сам себе.
Но и занимался со специально приставленным к нему домашним учителем по магии — Дмитрием Алексеевичем. Тот старательно занимался с ним и чарами, и заклинаниями, и трансфигурацией, и зельями… В общем всем-всем, что было в мире магии.
Он занимался и в Колдотворце. Там колдовали с палочкой, и учили беспалочковой магии. Это было почти место работы отца (вход находился в одной из дальних стен самого Кремля, тщательно скрытого от не магической части населения), но он все равно ни разу так и не встречался с ним. На подготовительных курсах (смысловой нагрузки они особо не имели) для поступающих в эту школу магии и зелий, преподавали… в общем, было просто интересно — был просто поразительный маг-историк по магии: его можно с интересом слушать часами (время пролетало незаметно); неплохо преподавали астрономию с арифмантикой. На некоторые предметы Георгий не ходил — его домашний учитель и так преподавал ему их… Были интересны юному волшебнику и руны во всем их разнообразии. Но курсы имели одну главную цель — выявить сильнейших, самых способных из всех.
И да, кстати, зрение ему полностью исправили в одной из клиник Москвы.
Остальные же просто потом шли по специализации — которую, разумеется, советовали им преподаватели, которые писали на всех учащихся по отзыву. А выявленных сильных обучали отдельно, составляли один-два класса, очень редко три класса…
В субботу Георгий ходил стрелять со своими телохранителями, с недавних пор приставленных к нему, на хорошо охраняемую военную базу. И только вечер субботы и воскресенье был предоставлен самому себе.