Геракл
Шрифт:
Алкид был на небе от такого предложения царя. Некоторые говорят, что каждую ночь на ложе Геракла приходили по одной, а иногда и по несколько дочерей Феспия. Все, кроме одной, Феспиады были очень веселыми, и Алкиду было с ними легко и приятно. Так от него забеременели все дочери Феспия, кроме одной, отвергнувшей его. Имя той, которая отвергла ненасытную любовь и ласки Геракла, не сохранилось, но известно, что она осталась девственницей до самой смерти, служа потом жрицей в феспийском святилище Геракла. Поэтому до сих пор феспийские жрицы должны быть непорочны, как Пифия в знаменитом Дельфийском храме Аполлона.
Григорий Назианзин иронически называет плотские отношения Алкида с дочерями
Отец Ор Ликабант (круговорот года) обошел три четверти круга, и через девять круговратных месяцев в один день 49 Феспеид родили от юного героя 51 сына. Две сестры родили Гераклу по два сына: старшая Прокрида родила близнецов Антилеона и Гиппея, а младшая родила еще двух близнецов, имена которых не сохранились.
С тех пор в Феспиях каждые четыре года устраивалось в честь сладкоистомного Эрота празднество – Эротидии, сопровождавшиеся гимнастическими и музыкальными состязаниями. Кроме того, Эрот как бог любви и нежной дружбы, соединявшей юношей и девушек, пользовался почитанием в гимнасиях, где его статуи ставились рядом с изображениями Геракла.
Сыновья Алкида, еще не получившего имя «Геракл», в отличие от его будущих знаменитых потомков от второй законной жены Деяниры, названных Гераклидами, получили общее имя Феспиады от дочерей Феспия. Когда Феспиады возмужали, Геракл узнал оракул, в соответствии с которым, ему надлежало отправить переселенцев на Сардинию, а во главе их поставить своих сыновей, рожденных дочерями Феспия. Послушный неизбежной Судьбе, Геракл отправит сыновей Феспиадов основать поселение на Сардинии.
Согласно Диодору Сицилийскому, поставив во главе флота своего прославленного племянника Иолая, сына брата Ификла, Геракл поручил ему заботу о Феспиадах и поселении. Из пятидесяти сыновей двое остались в Фивах, их потомкам оказывают почести и поныне, а семь остались в Феспиях: их называют «демухами», а потомки их правили городом до недавнего времени. Иолай стал во главе остальных Феспиадов и других добровольцев, пожелавших принять участие в основании поселения, и отправился в Сардинию. Одолев в битве туземцев, он разделил по жребию лучшую часть острова, в том числе равнинную область, которая до сих пор называется Иолайей. Приведя землю в порядок, Иолай сделал эту страну желанной для многих захватчиков. Остров настолько прославился обилием своих урожаев, что усилившиеся впоследствии карфагеняне пожелали завладеть им, претерпев ради этого много страданий и бед.
81. Убийство Киферонского льва
Алкид из юношеского хвастовства отказался от помощи выделенных Феспием помощников в охоте на льва, сказав, что не хочет рисковать их жизнями и убьет зверя в одиночку. После многих приятных трудов на брачном ложе с Феспиадами в течение 50 ночей, Алкид, наконец, встретился с Киферонским львом-людоедом.
Когда юноша услышал рядом с собой грозный львиный рык, подобный близким раскатам грома, сотрясающего землю, он на месте словно застыл, колени под ним предательски подгибались.
– Почему я отказался от помощи бывалых охотников?! Я даже не знаю львиных повадок. О боги! Как мне быть?!
Вопрошал Алкид сам себя, досадливо морщась. Он озирался по сторонам, ища глазами какое-нибудь укрытие, где от льва спрятаться можно, но на горной вершине, где было его логово, не было ни высоких кустов, ни дерева крепкого. На небольшом
У Геракла совсем ослабли колени, и он одной рукой оперся на копье, а другой схватился за каменный выступ. Голова Алкида повернулась назад, а глаза с робкой надеждой посмотрели на тропинку, ведущую вниз. Он попробовал сделать шаг назад, но ноги не держали. Лев, заметив движенье Алкида, должно быть, почувствовал животный страх человека и посмотрел на юношу холодными, бесстрастными желтоватыми глазами и оставил добычу. Зверь впился огромными когтями в землю, одним движением присел на мощные задние лапы и свирепо зарычал, явно готовясь к нападению. Лев чувствовал себя здесь настоящим хозяином, он, хлеща себя по бедрам хвостом, тяжелой поступью уверенно стал приближаться к Алкиду, и в его желтых звериных глазах сыну Алкмены виделась лишь свирепая дикость, сулящая ему страшную смерть.
И тут вдруг лицо Алкида преобразилось. Грозно сомкнулись на переносице брови, глаза загорелись, дрожащие губы его приоткрылись, и зубы обнажились в хищном оскале. Юноша широко размахнулся и кинул в бегущего к нему зверя копье. Не подвели Алкида ни глаз, ни рука – бросок был и сильным, и точным. Медное жало копья громко стукнулось в львиный лоб точно над глазами, но отскочило и далеко оно в землю впилось, длинным древком сотрясаясь. Оказалось, бесполезным копье, точно брошенное многомощной рукою – зверь лишь озлобленно несколько раз мотнул головой от удара копья и потом продолжил тяжелый свой бег.
Расстояние между юношей и бегущем к нему львом быстро сокращалось, рука Алкида, уже схватившая висевший на перевязи короткий спартанский меч, вдруг сама метнулась к суковатой дубине, случайно оказавшейся рядом. Лишь только Алкид успел размахнуться, как увидел голову зверя прямо перед собою и тут же нанес по ней страшный удар, целясь в окровавленную царапину на лбу, нанесенную медным острием копья. От такого мощного удара дубиной летящего зверя, который весил раза в три больше Алкида, отбросило в сторону, и он, ломая кусты, с треском грохнулся на землю. Амфитрионид в приступе ярого бешенства подскочил к льву и обрушил на его голову и бока еще много ужасных ударов крепкой дубиной так кстати оказавшейся рядом.
Когда тяжело дышавший герой опомнился, то увидел перед собой бездыханную тушу громадного желтого зверя, с размозженной головой, рядом лежали смешанные с землей мозги и мелкие кости и валялась измочаленная дубина. Низкие брови юноши приподнялись, а уголки губ опустились, когда он увидел совсем не обильную лужицу крови, вытекавшую из – под огромной туши. Отдышавшись, Геракл сильно пнул зверя в бок, чтобы убедиться в том, что тот мертв, а не ранен и только после этого, вынув нож, стал снимать шкуру с еще теплого зверя. Это оказалось не труднее, чем освежевать шкуру быка, что он не раз делал с пастухами. Промыв львиную кожу в ручье, юноша повесил ее себе на плечи так, что с одной стороны была голова и передние ноги, а с другой стороны – задние ноги и хвост. Шкура была сырой и тяжелой, но Алкид ее не оставил и устало зашагал во дворец Феспия.