Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий, Хапаева Дина Рафаиловна

Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий

на обложку

Хапаева Дина Рафаиловна

Шрифт:

Субъективное, собственное время, все более решительно завладевающее нашими представлениями о мире, нарушило равновесие в семантической структуре понятий. Как происходят эти изменения? Каков механизм превращения имен нарицательных в имена собственные под влиянием собственного времени? Об этом пока можно только гадать. Не исключено, что в основе этих трансформаций лежит присущая имени собственному (и в особенности личным именам) историчность [326] . Историчность личного имени — крайнего случая имени собственного — предположительно возникает в результате самого акта именования, который может быть рассмотрен не только как акт фиксации индивидуального референта, но и как акт указания на место имени собственного в общей системе имен по противопоставлению нарицательному

имени. Выделение личного имени из ряда нарицательных имен в качестве имени, описывающего единичное, неповторимое, уникальное, заряжает его потенциалом собственной темпоральности. Преобладание в наших представлениях собственного времени усилило эту тенденцию и начало деформировать логику имен нарицательных. Оно стало сворачивать отдельные имена нарицательные, раньше способные только отчасти употребляться в качестве имен собственных, в имена собственные, конкретизируя их смысл, наполняя их неповторимой индивидуальностью собственного времени, превращая их в смысловые замкнутые системы, отсылающие не к ряду сопоставимых явлений, но к индивидуальной тотальности, способной к самостоятельному, независимому существованию в разнообразных контекстах. В возникающем горизонте темпоральности собственного имени одновременная данность прошлого, настоящего и будущего обусловливается его индивидуальностью, которая оборачивается границей собственного времени.

326

Эту связь между собственным именем и историчностью улавливали уже немецкие истористы, противопоставлявшие абстрактные явления, выражаемые именами нарицательными, уникальности исторических явлений, определяемых преимущественно именами собственными.

Но если движение «по направлению к субъективности» — это modus vivendi наших дней, то прогноз для социальных наук выглядит крайне неутешительным. Превращение сознания, психики, памяти в коллективные феномены было конституирующим актом социальных наук в эпоху их возникновения. Только серийность, повторяемость, массовость исследуемого материала могла позволить социальным наукам изгнать из методологии интроспекцию, и заставить признать их научность и объективность. Провал попыток немецкого историзма создать науку для изучения индивидуальных исторических явлений показал со всей наглядностью, что уникальные явления являются неподходящим материалом для научного анализа. Трудно поверить, что собственное время будет способствовать современным герменевтическим попыткам снова пройти по этому же пути в поисках научного познания индивидуальных явлений. Напротив, понятия, возникающие из собственного времени, несут в себе принцип, отрицающий логику наук о человеке, и наводят на мысль о том, что время социальных наук истекло.

* * *

Социальные науки создали особую ментальность, которая господствовала на протяжении целого столетия. Влияние этой ментальности определило общественные взгляды далеко за пределами исследовательских практик, что выразилось в создании особого стиля, странного дидактического смешения натурализма, сциентизма и наивного реализма. Не случайно даже литература и искусство — области, которые упорнее других претендовали на независимость от ментальности социальных наук, — сегодня нуждаются в том, чтобы освободиться от их языка, сбросить с себя бремя «научного мышления», заклятие мысли предшествующего столетия. Сарказм и ирония — таковы орудия, с помощью которых писатели и художники стремятся покончить с ментальностью социальных наук:

«Брюно способен проявлять себя как индивид, но с другой точки зрения он не более чем пассивный элемент исторического процесса. Его мотивации, ценности, желания, ничто ни в малейшей степени не выделяет его из среды современников. Первая реакция фрустрированного животного обычно состоит в том, чтобы приложить еще больше сил, пытаясь достигнуть своей цели. К примеру, голодная курица (Gallus domesticus), которой проволочная ограда мешает добраться до корма, будет предпринимать попытки протиснуться сквозь эту ограду. Однако мало-помалу это поведение сменится другим, по видимости бессмысленным. Так и голуби (Columba livia), когда не могут получить пищу, нервически клюют землю, даже если она не содержит ничего съедобного. Они не только

предаются этому безрассудному занятию, но зачастую принимаются чистить свои перышки; подобное столь неуместное поведение характерно для ситуаций, предполагающих фрустрацию или конфликт, — это называют „замещенной активностью“. В начале 1986-го, вскоре после того как достиг своего тридцатилетия, Брюно стал писать» [327] .

327

Уэльбек М. Элементарные частицы. С. 297–298.

Кризис социальных наук разразился эпохой переводов — эпохой безуспешных попыток вернуть социальным наукам их былое величие, эпохой поиска несуществующих парадигм, отсутствующих великих идей и несостоявшихся грандиозных проектов, эпохой пародии и усталости.

Эпоха переводов — это попавшая между двух времен эпоха безвременья и немоты, эпоха исчезнувших понятий. В новой системе понятий, над созданием которой тихо работает собственное время, уже не будет места социальным наукам и навязанного ими стиля мысли. Но можем ли мы надеяться, что там найдется место нам?

ИЛЛЮСТРАЦИИ