Герцогиня ди Паллиано
Шрифт:
Джованни Пьетро Караффа, отпрыск одной из знатнейших фамилий неаполитанского королевства, отличался такой резкостью, грубостью и заносчивостью, что его вполне можно было принять за какого-нибудь пастуха. Он надел длинное одеяние (сутану) и еще в молодые годы отправился в Рим, где ему оказал покровительство его двоюродный брат Оливьеро Караффа, кардинал и архиепископ неаполитанский. Александр VI, великий человек, который все знал и все мог, сделал его своим cameriere [4] (теперь мы сказали бы адъютантом). Юлий II назначил его архиепископом Кьети; папа Павел сделал его кардиналом, и, наконец, 23 мая 1555 года после ожесточенных споров и интриг запершихся в конклаве кардиналов он был избран папой под именем Павла IV. Ему было тогда семьдесят восемь лет. По прошествии некоторого времени те самые люди, которые посадили его на престол св. Петра, не могли думать без содрогания о суровости и о свирепом, неумолимом
4
Камердинер (итал.).
Весть об этом неожиданном избрании произвела переворот в Неаполе и Палермо. В скором времени в Рим прибыло множество членов прославленной семьи Караффа. Все они получили должности, но, как и следовало ожидать, папа выказал особое расположение трем племянникам, сыновьям графа ди Монторио, своего брата,
Старший, дон Джованни, уже женатый, был сделан герцогом ди Паллиано. Это герцогство, отнятое у Марк'Антонио Колонны, которому оно принадлежало ранее, состояло из множества селений и небольших городов. Дон Карлос, второй племянник его святейшества, был рыцарем Мальтийского ордена и прежде участвовал в походах; он был назначен кардиналом, легатом Болоньи и первым министром. Это был человек весьма решительный; верный традициям своей семьи, он имел смелость ненавидеть самого могущественного в мире короля (Филиппа II, короля Испании и Вест-Индии) и сумел доказать свою ненависть на деле. Что касается третьего племянника нового папы, дона Антонио Караффа, то папа сделал его маркизом ди Монтебелло, так как дон Антонио был уже женат. И, наконец, он задумал женить Франциска, дофина Франции, сына короля Генриха II, на дочери своего брата от второго брака; в приданое ей Павел IV намеревался дать Неаполитанское королевство, которое он надеялся отнять у Филиппа II, короля Испании. Семья Караффа ненавидела этого могущественного короля, который впоследствии, как вы увидите дальше, воспользовался ошибками этой семьи и истребил ее.
После вступления на престол св. Петра, могущественнейший в мире и затмевавший в те времена даже престол прославленного монарха Испании, Павел IV, как и большинство его преемников, являл собой пример всех добродетелей. Это был великий папа и великий святой. Он старался искоренить церковные злоупотребления и таким путем отдалить созыв вселенского собора, допустить который было бы неблагоразумно, хотя все этого требовали от римского двора.
По забытым в наши дни обычаям того времени, не позволявшим государю доверять людям, которые могли иметь другие интересы, кроме его собственных, владения его святейшества деспотически управлялись тремя его племянниками. Кардинал был первым министром и делал от имени своего дяди все, что ему было угодно; герцог ди Паллиано был назначен командующим папскими войсками, а маркиз ди Монтебелло, ставший начальником дворцовой стражи, пропускал во дворец лишь тех, кто был ему по душе. Вскоре эти молодые люди стали совершать величайшие беззакония. Они начали присваивать имущество семейств, недовольных их управлением. Население не знало, где искать правосудия. Людям приходилось опасаться не только за свое имущество, но даже — как ужасно говорить об этом на родине целомудренной Лукреции [5] ! — даже честь их жен и дочерей не была больше в безопасности. Герцог ди Паллиано и его братья похищали самых красивых женщин — достаточно было иметь несчастье им понравиться. Ко всеобщему изумлению, они не выказывали никакого уважения к знати; более того, даже священная ограда монастырей не удерживала их. Доведенное до отчаяния население не знало, где искать защиты, — так велик был ужас, который три брата внушали всем, кто хотел приблизиться к папе; они проявляли дерзость даже по отношению к посланникам.
5
Лукреция — героиня легендарного периода древнеримской истории. Обесчещенная сыном римского царя Тарквиния, она лишила себя жизни, что вызвало в Риме восстание и установление республики (510 год до н. э.).
Еще до возвышения своего дяди герцог женился на Виоланте ди Кардоне, по происхождению испанке; в Неаполе она принадлежала к высшей знати.
Ее имя значилось в Seggio di nido [6] .
Виоланта, славившаяся своей изумительной красотой и чарующей прелестью, которую она умела себе придать, когда хотела нравиться, была еще более известна своей безумной гордостью. Однако надо быть справедливым: трудно было обнаружить большую силу духа, нежели та, которую она проявила, когда перед смертью ни в чем не созналась исповедовавшему ее монаху-капуцину. Она знала наизусть и бесподобно декламировала изумительного «Роланда» мессера Ариосто, большую часть сонетов божественного Петрарки, новеллы из «Пекороне» [7] и т. д. Но еще более пленительной бывала она, когда удостаивала поделиться с собеседниками своими оригинальными мыслями.
6
Seggio di nido — Седжо, или седжи, назывались в Неаполитанском королевстве городские и придворные дворяне, имевшие земли в городе или поблизости от него и служившие в государственных учреждениях или при дворе.
7
«Пекороне» — так назывался сборник новелл итальянского писателя Джованни Фьерентино (1378).
У
Герцог ди Паллиано держал пышный двор; молодежь лучших домов Неаполя домогалась чести принадлежать к нему. Среди них наиболее дорог был герцогу Марчелло Капечче (из Seggio di nido). Рим восхищался молодым дворянином, чей ум славился в Неаполе не менее, чем божественная красота, дарованная ему небом.
У герцогини была любимица Диана Бранкаччо, близкая родственница маркизы ди Монтебелло, ее золовки; в то время Диане было тридцать лет. В Риме говорили, что ради этой любимицы герцогиня забывала свою надменность, она поверяла ей все свои тайны. Но тайны эти касались лишь политики: возбуждая страсть в других, герцогиня никогда не испытывала ее сама.
По совету кардинала Караффа папа начал войну с королем Испании, и французский король послал в помощь его святейшеству войско под начальством герцога де Гиза.
Однако не будем отклоняться от событий, происходивших при дворе герцога ди Паллиано.
Капечче давно уже словно потерял рассудок и совершал самые странные поступки. Дело в том, что несчастный юноша страстно влюбился в герцогиню, свою госпожу, но не решался открыть ей свое чувство. Однако он не терял надежду достичь цели, так как видел, что герцогиня очень недовольна мужем, пренебрегавшим ею. Герцог ди Паллиано был в Риме всемогущ, и герцогиня не могла не знать о том, что самые прославленные римские красавицы почти ежедневно посещают ее мужа в ее собственном палаццо; с таким оскорблением она не могла примириться.
Среди капелланов святого папы Павла IV был некий почтенный монах, с которым он совершал богослужения. Этот человек, рискуя себя погубить и, быть может, под влиянием испанского посла, осмелился однажды открыть папе все злодеяния его племянников. Святой папа заболел от огорчения; он не хотел верить, но веские доказательства приходили со всех сторон. И вот в первый день 1559 года произошло событие, которое подтвердило все подозрения папы и, быть может, побудило его святейшество принять решение. В день сретения господня — обстоятельство, значительно усугубившее вину в глазах столь благочестивого владыки, — Андреа Ланфранки, секретарь герцога ди Паллиано, устроил в честь кардинала Караффа великолепный ужин и, желая к наслаждениям чревоугодия присоединить наслаждения сладострастия, пригласил на этот ужин Мартуччу, одну из самых красивых, знаменитых и богатых куртизанок благородного города Рима. Судьбе было угодно, чтобы любимец герцога Капечче, тот самый человек, который был тайно влюблен в герцогиню и считался самым красивым юношей столицы мира, стал с некоторых пор волочиться за Мартуччей. В этот вечер он искал девушку всюду, где можно было бы ее встретить. Нигде не находя ее и узнав об ужине в доме Ланфранки, он догадался обо всем и около полуночи явился к Ланфранки в сопровождении множества вооруженных людей.
Его впустили, предложили ему сесть и принять участие в пиршестве, но после нескольких довольно натянутых фраз юноша знаком указал Мартучче, чтобы она встала и вышла вместе с ним. Сильно смущенная, она колебалась, ибо предвидела последствия такого поступка. Тогда Капечче встал со своего места, подошел к куртизанке и взял ее за руку, пытаясь увести с собой. Кардинал, ради которого она пришла, резко воспротивился ее уходу. Капечче настаивал и силился увлечь Мартуччу из залы.
Кардинал, первый министр, надевший в этот вечер платье, не имевшее ничего общего с одеждой, подобавшей его высокому сану, схватил шпагу и с силой и мужеством, признанными за ним всем Римом, воспротивился уходу Мартуччи. Вне себя от гнева, Марчелло приказал своим людям войти в дом. Но в большинстве своем это были неаполитанцы. Увидев сначала секретаря герцога, а затем и кардинала, которого они в первое мгновение не узнали из-за его необычной одежды, они вложили шпаги в ножны, отказались драться и попытались уладить ссору.
Во время этой суматохи Мартучче, которую окружала толпа и которую левой рукой удерживал Марчелло Капечче, удалось вырваться и убежать. Как только Марчелло заметил ее исчезновение, он бросился вслед за нею, и все его люди последовали за ним.
Ночной мрак способствовал возникновению самых странных слухов, и утром 2 января в столице только и было разговоров, что об опасном поединке, который якобы имел место между племянником папы — кардиналом и Марчелло Капечче. Герцог ди Паллиано, командующий папскими войсками, счел происшествие более серьезным, чем оно было в действительности, и так как он был не в ладах со своим братом министром, то в ту же ночь велел арестовать Ланфранки, а на следующий день рано утром был заключен в тюрьму и Марчелло. Вскоре выяснилось, что никто не был убит и что эти аресты только раздули скандал, весь позор которого падал на кардинала. Заключенных поспешили освободить, и три брата пустили в ход всю свою огромную власть, чтобы замять дело. Сначала они надеялись на успех, но на третий день слух о происшедшем дошел до папы. Он призвал к себе обоих племянников и сказал им то, что должен был сказать столь благочестивый и столь глубоко оскорбленный государь.
В пятый день января, когда на конгрегации святейшего судилища собралось множество кардиналов, святой отец сам заговорил об этом ужасном бесчинстве и спросил присутствующих кардиналов, как они осмелились не донести ему о случившемся.
— Вы молчите? А между тем позор пятнает высокий сан, которым вы облечены! Кардинал Караффа осмелился появиться на улице в мирской одежде, с обнаженной шпагой в руке! И с какой целью? Чтобы поймать непотребную куртизанку!
Можете себе представить мертвую тишину, царившую среди придворных во время жестокого выговора, обращенного к первому министру! Восьмидесятилетний старик разгневался на любимого племянника, чьи желания до сих пор были для него законом. Исполненный негодования, папа заявил, что хочет лишить его кардинальского сана.