Герцогиня смерти. Биография Агаты Кристи

Хэк Ричард

Фредерик надеялся, что после зимы ему станет легче, летом в Торки так хорошо. Он всегда с наслаждением вдыхал долетавший с берега ветерок, влажный, с привкусом соли. Но тем летом в дневнике не появилось ни одной строчки про море и солоноватый бриз. Там были отмечены тридцать приступов грудной жабы (между июнем и октябрем), несколько раз они застигали его на пути в Халдон-Пир, где проводилась регата, самое важное для Торки событие года. Начиная с середины девятнадцатого века август был ознаменован гонками яхт и лодок. Два дня соревнований, а для болельщиков – фейерверки, пикники, игры на воде. Завершался праздник грандиозным балом.

Во время регаты

устраивали ярмарку, в тот год Мари привела Агату в шатер предсказательницы мадам Аренска, на голове которой красовался тюрбан, голубой, как перышки сойки. А еще на ярмарке был чудовищный толстяк с выбитым зубом и дама с татуировками на обеих руках. Конечно же катались вдвоем с Мари на карусели и лакомились нугой, увесистые порции от огромного куска отрезал балагур-торговец, который не умолкал ни на секунду, непонятно, как ему удавалось дышать.

Клара уговорила мужа отвезти ее на воскресный бал, не догадываясь о том, что грудь его словно бы стянуло железным обручем, невидимым под элегантным смокингом. Леденящая боль пронзила сердце, но потом постепенно отступила, уже в экипаже, на обратном пути.

В начале следующего месяца Фред вернулся в Илинг, там он посетил очередного кардиолога, мистера Сэнсома. После визита написал Кларе: “Он говорит, что сердце у меня не увеличено и с клапанами все нормально (sic!), но сердечная мышца слабая, и аритмия. Последние два дня чувствую себя гораздо лучше, а три недели было плоховато, сейчас одышки почти нет, и сплю нормально. Не знаю, что подействовало, прописанная мне микстура с дигиталином или то, что теперь совсем мало хожу”.

Он еще дважды ездил к илингскому кардиологу на консультацию. В конце ноября он поехал на ланч в лондонский клуб “Будлс”, где должен был встретиться с правительственным чиновником и поговорить насчет устройства на работу Это была очередная напрасная попытка, он, конечно, предчувствовал, что его выслушают из вежливости, а не из желания помочь. И, возвращаясь из клуба в Илинг, уже и не думал о работе, только о Кларе. О том, как сильно до сих пор ее любит и она его тоже. О том, что им здорово повезло.

Беда подкралась в виде легкого кашля, он держался пару недель, потом начался затяжной насморк, потом бронхит. К тому моменту, когда Маргарет вызвала врача, бронхит развился в пневмонию. Фредерику был назначен строгий постельный режим и отвар из мать-и-мачехи в качестве отхаркивающего.

Получив телеграмму, Клара помчалась в Илинг, ведь телеграмма могла означать только одно: ее муж в тяжелом состоянии. Да, он бредил, а простыни были мокрыми от пота, хотя в комнате было довольно прохладно. Поняв, что муж умирает, Клара вызвала дочерей…

И вот однажды днем, когда Агата стояла на лестничной площадке рядом со спальней папы, дверь распахнулась, и оттуда выбежала мама, закрыв лицо руками. За ней вышла сиделка. Увидев поднимавшуюся по лестнице Тетушку-Бабушку, сиделка произнесла:

– Все кончено.

Да, все было кончено. Фредерик Эльва Миллер умер, пятидесяти пяти лет от роду. И для его младшей дочери Агаты началась в этот миг совсем другая жизнь.

Глава вторая

На пути к взрослению

Я больше тебя не увижу,

но ты всегда предо мною, в этом черпаю утешение.

Клара Миллер на смерть своего супруга

Ноябрь 1901. Клара Миллер тяжело переносила утрату. Шторы в доме были задернуты, говорить

все старались вполголоса, ходили потихоньку, словно в ее горе были повинны яркий свет и громкие звуки. Клара дни напролет лежала в постели, ей было трудно даже оторвать голову от подушки, не из-за немощи, нет. Просто теперь, когда череда дней была наполнена и придавлена смертью, а судьба уготовила миссис Миллер только скорбь и неизбывные сожаления, всякое действие и движение утратили смысл.

Агату опекала Ханна, повариха Тетушки-Бабушки, изобретала ей поручения на кухне, чтобы девчушка не видела страшных похоронных приготовлений и мертвого отца, чтобы могла поплакать, уткнувшись в ее юбку. В мамину спальню Агату не пускали, пустили только в тот вечер, когда не стало папы, а после приводили лишь на несколько минут, редко.

Клара старалась утешить Агату, но свидания эти были мучительны. Ведь на нее смотрели точно такие же, как у мужа, глаза с тяжелыми веками, и все дочкины вопросы так или иначе касались грядущей церемонии прощания. Гроб с телом Фредерика поместили в столовой под большим газовым канделябром, мягко освещавшим полированное дерево. Тетушке-Бабушке пришлось писать на специальных карточках с черным кантом о смерти пасынка и рассылать их в качестве приглашения на похороны. Она мужественно выполнила эту тяжкую миссию, сидя в своем любимом огромном кресле, которое стояло в той же комнате, что и гроб. В один из выходных дней Фредерик Эльва Миллер был похоронен на илингском кладбище, неподалеку от дома. Его мачеха проследила, чтобы все прошло на должном уровне, и сама оплатила ритуальные услуги.

Монти, человек военный и в общем-то давно отвыкший от семьи, не стал отпрашиваться у начальства, на похороны отца он не явился.

Несколько лет назад он завалил экзамены в “Харроу”, в шестнадцать ему пришлось покинуть это элитное заведение. Потом он случайно нашел работу на линкольнширской верфи, на Северном море. Обаятельный и славный молодой человек, но совершенно не приспособленный к работе, еще меньше, чем его отец. Кораблестроение для Монти тоже оказалось делом сложным и малоперспективным. И тогда он решил попытать счастья на военной стезе. Он записался в Третий Уэльский полк и в 1899 году отбыл на военном корабле в Южную Африку, на войну с бурами. У Фредерика Миллера тогда полегчало на душе: за его неудачливого сына теперь отвечали командиры.

Весть о смерти отца настигла Монти на аванпосту Де-Вильдт (ныне эта область называется Трансваалем). Ответной телеграммы он не прислал.

Клара была сломлена горем, газовый фонарь в ее спальне еле теплился. Два дня после похорон она вообще не ела, не желала никого видеть и все время перечитывала письмо, написанное незадолго до смерти.

“Ты изменила мою жизнь, – писал Фред. – Ни у кого из мужчин не было такой жены. С тех пор как мы поженились, я с каждым годом лишь сильнее тебя люблю. Благодарю тебя за преданность, любовь и понимание. Да благословит тебя Господь, моя радость, скоро мы снова будем вместе”.

В конверт с письмом она вложила несколько прядок, срезанных с головы мужа. Прочитав эти строки, она снова прятала конверт под ночную рубашку, поближе к сердцу. Еще она изъяла из мыльницы остаток душистого глицеринового мыла, выпускаемого фирмой “Пэйерс”, Фред всегда пользовался им, Клара вдыхала знакомый свежий аромат, и к глазам тут же подступали слезы. Прозрачный, как стеклышко, обмылок тоже был помещен в конверт, на котором она написала: “Я больше тебя не увижу, но ты всегда предо мною, в этом черпаю утешение”.