Шрифт:
Всё, отучился – весенние каникулы!
Какой же долгой порой бывает обычная неделя! Особенно, когда очень чего-то ждёшь.
А Герка ждал. Он очень ждал каникул, тот первый день, когда просыпаешься по привычке рано: за окном птицы поют, светлеет раньше, и можно не катиться по рутинным рельсам: проснуться – завтрак, если влезет – привычная поза перед компьютером – наушники в уши – уроки онлайн – домашка на полдня – ужин и унылые новости про вирус – игры онлайн или чаты с друзьями – спать. Теперь можно вылезти из этой рутины как из старой скорлупы и просто делать, что в голову взбредёт.
Вчера они с Димой договорились вместе гулять после завтрака. И это праздник.
Нет, никаких дней рождения или красных дней календаря. Просто завтра МОЖНО погулять.
Герка раньше не понимал, что
В тот год буквально в течение двух недель жизненный уклад всех людей изменился радикально. Симптомы вируса, статистика заразившихся, знакомое раньше только из учебников понятие "пандемия" – всё это стремительно и прочно влилось в жизнь большинства представителей человеческой расы. И никто, казалось, не был исключением. Люди боялись друг друга, поскольку болезнь, распространявшаяся по миру со страшной скоростью, грозила серьёзными последствиями, интернет пестрел советами о том, как правильно мыть руки, а одноразовые маски стали ужасным дефицитом.
Герка поначалу был спокоен и, главное, доволен тем, что можно не ходить в школу, точнее, нельзя ходить в школу, а нужно обязательно самоизолироваться от общества: заменившие обычные онлайн уроки часто срывались из-за того, что площадка для них не вывозила нагрузку, да и учителя толком не знали как вести занятия – в общем, халява. Он успевал поиграть и почитать в сети про своих любимых собак за учебный день. Друзья в чате делились своими идеями и отмазками, почему не работает камера, Герка брал на заметку самые удобные и аккуратно использовал, разработав стратегию, чтобы не попасться. Задания на дом, конечно, никуда не делись, но с ними у Герки всегда был короткий разговор: всё письменное выполнить, всё устное – выкрутиться. А выкручиваться теперь было легче: микрофон сломался, связь барахлит и прочее. Надо сказать, что Герке повезло с языком – он был хорошо подвешен, конечно, чтение книг и споры с папой, кто чистит картошку, тоже неплохо его тренировали, поэтому он мог пробежать устное задание на переменке и рассказать и даже порассуждать на уроке о чём надо, если спросят.
Школьно-научная жизнь теперь стала не бей лежачего, как говорил папа и Герка был с ним согласен, а вот школьно-социальная пострадала: друзья, к сожалению, так и остались только в чате и заметно это стало буквально через неделю, когда прошли первые выходные на самоизоляции.
Дима, Геркин лучший друг, учился с ним в одном классе и выходные они обычно проводили вместе ещё со второго класса. А в этот раз пришлось довольствоваться созвоном: обсудили то да сё, но весь день после звонка Герка маялся от скуки.
Играть ему надоело через три недели самоизоляции, а через месяц самый вид его комнаты стал вызывать тошноту. Но вот однажды, в тот день, когда Герка подумал, что он просто не в силах больше провести в своей комнате и минуты, родители разрешили ему гулять. Это было в начале марта.
Нет, самоизоляцию не отменили, пандемия, начавшаяся в конце января, продолжалась, но Геркины родители приняли решение, что ребёнок может выходить из дома, поскольку вирус, вроде бы, опасен, в основном, пожилым людям. Кроме того существовали послабления для владельцев собак, а Геркина семья как раз была счастливым обладателем резвого лабрадора Смельчака, который нуждался в ежедневной прогулке. Пёс исправно выгуливался дважды в день: утром его обычно выводила мама, умевшая вставать рано, а вечером – папа. Поскольку в тот день Геркина первая прогулка состоялась после обеда, он отправился на улицу без собаки.
Начало марта, как правило, ничем не отличается от зимы: снега наметает иногда больше, чем в декабре.
Натянув шапку поглубже, Герка шёл через двор. Тусклое небо, линяющее серыми облаками, местами проглядывало чистой голубизной, а ветер невнятными порывами гонял позёмку туда–сюда. Герка чувствовал себя, как после долгой болезни, когда, выбравшись на улицу из приевшегося интерьера квартиры, ты ощущаешь всё вокруг чересчур просторным и слегка незнакомым. Привычные городские маршруты удивляют: вот тут, вроде, всегда тропинка поворачивала, а здесь не стояла скамейка. Уходя всё
Дима уже здесь, стоит у обшарпанной колонны школьного забора. Живой человек в этом постапокалиптическом окружении.
– Привет, ты как? – Герка с удовольствием пожал Димину руку.
– Привет, нормально. А вот бабушка заболела, – отозвался он.
Герка взглянул Диме в глаза и сразу понял, чем.
– В больнице?
Дима кивнул.
– Не пускают и мало чего говорят.
Они постояли друг против друга и, не сговариваясь, молча пошли вдоль старинного чугунного забора с кирпичными колоннами. Герка ждал, когда Дима заговорит. Что тут скажешь? Слишком много они слышали про вирус, чтобы ещё строить прогнозы, обнадёживать или фальшиво оптимистично подбадривать. Это лишнее.
Герка хорошо знал Димину бабушку: она всю жизнь была ветеринаром – так и не ушла на пенсию. Уже сейчас, далеко за восемьдесят, она принимала раз в неделю мохнатых пациентов. Душевный человек. Всякий раз, когда Герке доводилось с ней встречаться, она искренне интересовалась его успехами и увлечениями, даже подбивала его заняться паркуром, как Дима.
– Поражение лёгких семьдесят шесть процентов.
Герка бросил на друга сочувственный взгляд – ясное дело, шансов мало. От таких новостей внутри поселилось какое-то квадратное чувство, холодное и подвижное. Вроде ты никак не желаешь принимать происходящее, жизнь бурлит и должна течь своим чередом, но тут на пути встаёт это холодное, неудобное осознание, что конец вот он, рядом и ты ничего не изменишь. Тотчас вспыхивают тёплые мысли-вероятности: ещё ничего не завершилось, лекарства есть, жизнь вернётся и продолжится. Память суетливо перебирает случаи выздоровления и с более тяжёлым состоянием. Но неизбежность конца слегка поворачивается и опять леденит душу острыми углами.
– Выносит то, что ничего не сделаешь. – Дима сердито глядел вперёд. – Только и могу что в аптеку за препаратами ходить и передавать. Спасибо, хоть, есть нужные.
– Давно?
– Сегодня третий день.
Герка не хотел, но слова сами вырвались:
– Может, выкарабкается.
Дима неопределённо хмыкнул. Больше они не говорили о Диминой бабушке. Бродили по городу, обсуждали что-то, Герка не мог вспомнить, что.
Вернулся он когда уже почти стемнело, голодный. Обычно, куда-то вместе гуляя, они заходили перекусить, но сейчас это было невозможно: всё закрыто, запрет скоплений людей, да и настроение не то. Все общественные места, включая супермаркеты и мелкие магазинчики разметили пол красными или жёлтыми полосами, отмечая, на какой дистанции люди должны держаться друг от друга.
За ужином Герка едва отвечал папе, возвращаясь мысленно на безлюдные улицы, к закрытым дверям кафешек и этим полосам на полу.
Димины тревожные новости и изменившийся, как во сне, мир снаружи не развеяли Герку, но натолкнули на одну мысль. Едва доев, он ушёл в свою комнату, достал телефон и сделал то, чего раньше никогда не делал: позвонил бабушке. У Герки она осталась одна – мамина мама. Бабушка жила в соседней области, но заезжать получалось редко, только в летние каникулы. Мама регулярно созванивалась с ней и всё время звала Герку к телефону – поговорить. Но он не знал, о чём говорить и рассеянно отвечал на бабушкины вопросы. В этот раз Герка хотел спросить сам и с нетерпением ждал, когда зуммер прервётся.