Герман Геринг — маршал рейха

Гротов Генрих

Но самое серьезное его внимание привлекли телефонные разговоры военного министра, генерала Вернера фон Бломберга, а также переговоры начальника штаба СА Эрнста Рема и группенфюрера Карла Эрнста, его главного представителя в Берлине. Беседы фон Бломберга с различными офицерами рейхсвера выдавали его растущее беспокойство в связи с усиливающейся активностью штурмовиков и его опасения относительно амбиций «этого извращенца» Рема, который, как он подозревал, хотел объединить армию и штурмовиков в одну силу и самому стать ее главнокомандующим. Частые телефонные совещания Рема и Эрнста подтверждали, что они действительно обдумывали такой план. Однако насторожиться Геринга заставило другое. Упоминая о нем, и тот и другой проявляли явную враждебность и, называя его по имени, обычно говорили «этот боров

Геринг» (Эмма упоминалась как «свинья Геринга»), но еще чаще они оба называли его «герр Реакция» и с энтузиазмом говорили о «дне», когда этот друг больших боссов будет сметен с их пути, а истинные цели национал-социалистической революции будут достигнуты. Он невесело усмехнулся, читая запись одного разговора, в котором Эрнст выражал сожаление, что Геринг избавился от телохранителей-штурмовиков, которых он ему предоставил (Геринг заменил их собственной охраной), так как «с их помощью было бы легче вышибить борову мозги, когда придет время».

Посчитав, что рейхсфюрер СС был для Рема не меньшим врагом, чем он сам, — и это на самом деле было так — Геринг переговорил о том, что узнал, с Генрихом Гиммлером (не сообщив, впрочем, как он об этом узнал). За тихими манерами, бесцветной внешностью и лицом школьного учителя Гиммлера скрывалось его крайнее властолюбие. До тех пор, пока Рем держал их штурмовиков вооруженными, обученными и готовыми к действиям, они будут являться силой, превосходящей СС, и представлять угрозу для всякого, кто окажется не согласен с теми видами на будущее Германии, которые имел Рем. На этом этапе Гиммлер был нужен Герингу.

Проблема заключалась в том, как им вдвоем доказать Гитлеру, что он находится в такой же опасности, как и они, из-за растущей силы и агрессивности Рема. Для этого было необходимо собрать убедительные изобличающие факты, и Гиммлер с помощью гестапо обещал сделать это. Однако убедить Гитлера было нелегким делом. Рем всегда был одним из наиболее близких фюреру «старых борцов» и редким человеком в партии, кому было позволено использовать при обращении к нему фамильярное «ты». Было известно, что Гитлер сильно напрягался и тем не менее терпел, улыбаясь, когда Рем обхватывал его руками и обнимал — его, кто всегда был так сдержан на публике, что никогда не прикасался даже к Еве Браун и не позволял себе с ней никаких нежностей. И наконец, хотя он знал, что Рем и многие из его ближайших помощников были наглыми гомосексуалистами, Гитлер, который был склонен относиться к сексу скорее по-пуритански, тем не менее мирился с подобными наклонностями своего начальника штаба.

Как скоро выяснилось, совсем не трудным делом оказалось раздобыть доказательства того, что Рем представляет угрозу для стабильности «третьего рейха», так как фюрер штурмовиков был достаточно уверен в своих силах, чтобы пытаться скрывать свои мысли или планы. В это время происходил непрерывный рост численности штурмовиков, к концу 1933 года они насчитывали в своих рядах уже два миллиона, и к февралю 1934 года Рем стал настолько самоуверен, что предложил на заседании кабинета создать «народную армию», слив CA, СС и рейхсвер, а себя назначить военным министром. При этом он сослался на программу НСДАП, где в одном из пунктов содержалось требование упразднить наемную армию и заменить ее народной армией, и привел цитату из «Майн кампф», в которой говорилось, что отряды штурмовиков должны составить ядро новой армии. Предложение было отвергнуто, но, когда о нем узнали военные, они засыпали генерала фон Бломберга протестами. Перспектива того, что армия окажется поглощенной хулиганами и извращенцами Рема, крайне возмутила и встревожила их, и фон Бломберг, не желавший к тому же расставаться со своим креслом в военном министерстве, устремился из него прямо к Гитлеру.

В первый раз Гитлер забеспокоился. В этот момент он никоим образом не хотел ссориться с военными. Старый президент Гинденбург наконец стал проявлять признаки бренности, и Гитлер был крайне озабочен тем, чтобы, когда это случится, стать его преемником. Для поддержки национального единства, которое олицетворялось бы его персоной, ему было необходимо утвердиться в качестве рейхспрезидента, а для этого Гитлеру была нужна поддержка армии. Военные могли легко обратиться к идее регентства после смерти Гинденбурга,

которое, как считали, старый президент собирался предложить в своем грядущем завещании. Это могло означать, что рейхсвер поддержит своего рода реставрацию монархии с принцем Августом Вильгельмом, замещающим своего отсутствующего отца Вильгельма II. Гитлер, разумеется, был озабочен тем, чтобы отвратить их от этой затеи. В результате он пообещал фон Бломбергу, что не позволит Рему и его штурмовикам объединиться с армией.

Между тем продолжался стремительный рост штурмовых отрядов, куда вливались также бывшие коммунисты и члены других упраздненных левых организаций (их называли «бифштексами» — «коричневыми» снаружи и «красными» внутри), усиливая в СА радикальный элемент, и вскоре их численность достигла трех миллионов. Рем, совершая инспекционные поездки по подчиненным ему частям, открыто заявлял о приближающейся «второй национал-социалистической революции». Вместе с тем у военного министра установились с ним уже непрекращающиеся трения, и в течение апреля и мая фон Бломберг не переставая жаловался Гитлеру на действия и наглость штурмовиков. Недовольство генералов возрастающими притязаниями СА грозило достигнуть критической отметки..

Наконец в мае Гитлер, сопровождаемый фон Бломбергом, отправился на «карманном линкоре» «Дойчланд» на морские маневры в воды Восточной Пруссии вместе с командующими сухопутными силами и военно-морским флотом и провел с ними переговоры. Заявив о своем намерении стать главой государства после смерти Гинденбурга, он пообещал в обмен на поддержку военных обуздать буйную вольницу штурмовиков и сильно сократить их как военную силу.

В мае, после совещания руководства рейхсвера, такая поддержка ему была обещана. Геринг и Гиммлер сочли этот момент вполне подходящим, чтобы представить Гитлеру досье, которые они собрали на Рема и его приспешников. Гестапо хорошо поработало, и его отчеты о том, что творится в недавно открытой штаб-квартире штурмовиков в Берлине, заставили фюрера сморщиться от отвращения. Они содержали подробности и фотоснимки имевших там место оргий и подшивку писем — жалоб рассерженных родителей, негодующих по поводу того, что их сыновья растлеваются развращенными начальниками, у которых они оказались, придя в СА.

Ему также показали стенограмму беседы генерала фон Шлейхера, бывшего канцлера, не забывшего Гитлеру своего унижения в январе 1933-го и поддерживавшего с Ремом дружеские отношения, с французским послом в Берлине Андре Франсуа-Понсе (Геринг не стал объяснять, как оно было получено, — разумеется, это был один из его «перехватов»). Француз несколько раз упомянул о встрече, которая недавно состоялась между ним, Шлейхером, Грегором Штрассером и Ремом, после которой он передал в Париж, что стоит приостановить все переговоры с Берлином, «дождавшись смены режима».

Именно этот момент подействовал на Гитлера сильнее всего, и он начал бушевать, выплескивая на присутствующих отвратительную смесь ярости и страха. Он немедленно вызвал Рема, и между ними состоялось бурное объяснение, которое длилось много часов. Фюрер нападал на лидера штурмовиков за его моральную распущенность и велел ему распустить его гарем, обуздать сексуальные бесчинства его штаба и изменить саму сущность его руководства. Он также сказал ему, что оружейные склады, которые теперь строили штурмовики, надо передать рейхсверу, а сам Рем должен показать военным, что он не собирается вытеснять их или брать над ними власть. И наконец, Гитлер обратился к Рему, как к своему старому товарищу, с просьбой о сотрудничестве и указал, что ввиду неизбежности скорой смерти Гинденбурга любой безрассудный поступок со стороны штурмовиков может стоить ему карьеры.

Ответы Рема были дерзкими и непреклонными. Говорят, что он резко упрекал Гитлера в «предательстве революции», заявляя, что тот поддался реакционерам типа Геринга, который озабочен только обустройством своего гнезда и хорошими отношениями с воротилами большого бизнеса. Он побуждал Гитлера плюнуть на рейхсвер и взять власть, устранив влияние военных с помощью штурмовиков.

С этого дня, 4 июня, Гитлер стал всецело на сторону Геринга, укрепившись во мнении, что, если он хочет стать верховным главой рейха, у него только один путь к этому — по «растоптанным в пыль» штурмовикам.