Герман Геринг — маршал рейха
Шрифт:
Теперь Геринг стал охотно разговаривать с офицерами из центра дознания, и перед американцами начала в общих чертах вырисовываться ошеломляющая и (как было установлено позднее) достоверная картина нацистского режима. В течение трех последующих дней он пролил свет на многие тайны, которыми для союзников была окутана личность Адольфа Гитлера и весь «третий рейх» и которыми не один год были озадачены разведывательные службы союзников.
Одним из вопросов, по которому его очень тщательно допрашивали в интересах нескольких наций, была судьба его собрания произведений искусства. Он объяснил, что не все картины, гобелены и мебель удалось эвакуировать вовремя,
Он настаивал, что все принадлежавшие ему полотна и гобелены были законным образом куплены, но согласился, что те из них, которые поступили из музея «Jeux de Раите», были незаконно изъяты у еврейских владельцев. В этой связи он взял на себя обязательство оказать помощь в их розыске и возвращении и составил и подписал следующий документ:
«Сим я удостоверяю, что готов вернуть художественные ценности (выставлявшиеся в „Jeux de Раите“), которые я приобрел и купил на аукционах реквизированной собственности.
Что я буду делать все, что в моих силах, для обнаружения этих предметов и что я буду давать всю относящуюся к этому делу информацию.
Что большая часть этих предметов и всей принадлежавшей мне коллекции произведений искусства была погружена в несколько товарных вагонов в Берхтесгадене. Складирование этих предметов в бомбоубежище было невозможно ввиду моего ареста Гитлером через день после моего прибытия туда.
Что я информировал ответственного французского офицера связи о нескольких других местах, где могут находиться некоторые другие менее ценные предметы искусства.
Что я убежден, что совещание с моим бывшим консультантом Гофером в присутствии офицеров союзников приведет к убыстрению розысков и широкому прояснению всех вопросов.
Рейхсмаршал Герман Геринг».
Почти все картины, которые он назвал, были после этого найдены (за исключением тех, что остались в Берлине и попали к русским). Чтобы отметить их возвращение, Геринга опять пригласили на коктейль в офицерский клуб-столовую. На этот раз все пили шампанское, которое солдаты Седьмой армии, отправленные на поиски картин, также обнаружили в вагонах Геринга. (Как сообщалось, эсэсовцы были так поглощены «оценкой» клада вин и коньяков, что им было не до художественных сокровищ.) Но ему об этом не сказали.
Ему также не сообщили, что одно подразделение отправилось к Целль-ам-Зее и посетило Эмму, которая продолжала жить в замке Фишхорн в ожидании его возвращения. Американцы потребовали вернуть картину, которая, по его словам, у нее имелась. Это была «Мадонна» Ханса Мемлинга, и Геринг передал ее Эмме свернутой в рулон, перед тем как расстаться последний раз.
Эмма отдала ее и разрыдалась. В действительности он вполне законно купил это полотно в Италии у семьи Корзини за несколько миллионов лир.
На следующий день, 21 мая 1945 года, Геринга разбудили и сказали, что пора отправляться. Его также известили, что теперь его может сопровождать только один адъютант. Он решил отпустить обоих и оставил при себе только Роберта Кроппа. Полковник фон Браухич и майор Клаас прочувствованно распрощались с ним, и он поехал вместе со слугой на аэродром.
Никто из американцев не пожал ему руки и не помахал вслед, но на самом деле большинству
Дорога в Нюрнберг
Следующие четыре месяца Герман Геринг провел в Люксембурге в скудно обставленном номере-люкс Палас-отеля в Мондорфе. В американской армии этот отель стал известен как «Ash Сап» — «мусорный ящик», и он служил главным центром допросов арестованных руководителей национал-социалистического рейха. Гитлер и Геббельс, конечно, были уже мертвы, Борман нырнул в ад покрытого баррикадами пылающего Берлина и исчез, Генрих Гиммлер кончил жизнь самоубийством, оказавшись в плену. Но Иоахим фон Риббентроп, адмирал Карл Дёниц, Альберт Шпеер и остальные представители нацистской правящей элиты уцелели, и скоро их тоже привезли в Палас-отель для проведения предварительного следствия.
Последние сохранившиеся у Геринга иллюзии, что его будут рассматривать как временного пленника, рассеялись, когда однажды утром в его номер зашел человек в форме американского офицера и сказал на прекрасном немецком:
— Доброе утро, герр Геринг. Пожалуй, я бы удивился, если бы вы вспомнили меня. Со времени нашей последней встречи прошло много лет.
Это был доктор Роберт Кемпнер, некогда самый молодой юридический советник по делам полиции в министерстве внутренних дел Пруссии, которого Геринг уволил в 1933 году. Теперь он служил следователем и юридическим консультантом у союзников. Кемпнер был подчеркнуто вежлив со своим старым врагом и не позволял, чтобы малейший оттенок предубеждения или пристрастности проявился в его отношении или задаваемых им вопросах, но осознание того, что теперь его будут допрашивать эксперты уровня Кемпнера и с таким же, как у него, прошлым, подействовало на Геринга подобно ледяному душу. Наконец он стал отдавать себе отчет в своем истинном положении. Теперь его положение, репутация, обаяние и сама личность не играли ровно никакой роли. Отныне его судьба всецело находилась в руках его врагов.
Комендантом мондорфского центра дознания (впоследствии он стал комендантом и в Нюрнберге) был полковник американской армии Бертон Эндрюс. Эндрюс являл собой тип стопроцентного американца, которые в 1945 году встречались значительно чаще, чем сегодня, напоминая шерифа из какого-нибудь вестерна, и он не скрывал своего презрения не только к «шайке фрицев», которые теперь находились на его попечении, но и к некоторым экспертам, чьей работой было допрашивать их либо изучать.
К Герингу он испытывал особую антипатию и приходил в негодование из-за его одеяния, надменности и постоянного стремления демонстрировать себя. Он начал презирать его еще сильнее, когда узнал, что тот употребляет наркотики.
— Когда Геринг прибыл ко мне в Маутерндорф, — вспоминал позднее полковник, — я увидел глупо ухмыляющегося увальня с двумя чемоданчиками, полными паракодеиновых таблеток. Я сначала подумал, что это торговец наркотиками. Но мы забрали у него весь запас и сделали из него человека.
В действительности это не полковник Эндрюс помог Герингу избавиться от его привычки, пока он находился в Мондорфе. Напротив, в какой-то момент он чуть не поломал весь процесс своим особенно неуклюжим распоряжением. Человеком, который отучил его от пилюль, был американский военный психиатр Дуглас Келли. После всего, что он слышал о «наркотическом пристрастии» Геринга, он был удивлен, обнаружив слабость наркотика, которым Герман себя поддерживал.