Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха
Шрифт:
Мучения его закончилась 7 октября 1925 года: Геринг покинул Лангбро недолеченным, но по крайней мере временно успокоенным. В кармане у него лежала справка, которая явно была написана по его просьбе. Вот ее текст:
«Я, нижеподписавшийся, свидетельствую о том, что капитан Г. фон Геринг [так!] был принят в больницу Лангбро по его личной просьбе. И подтверждаю, что при поступлении в больницу, во время лечения и при выписке он не проявлял признаков умственного расстройства.
Клиника Лангбро, 7 октября 1925 г. Олоф Кинберг, профессор». В квартирке на улице Оденгатан выживший капитан обнял свою дорогую Карин, которая с трудом скрыла от мужа, что состояние ее здоровья опять ухудшилось: к проблемам с сердцем и легкими добавились резкие понижения артериального давления и эпилептические припадки, естественно спровоцированные недавними событиями.
Их жизнь снова вошла в привычную колею, став еще более спокойной, но и более экономной, чем раньше. Лечение Карин стоило очень дорого, а у Германа не было ни малейшей перспективы найти работу. Поэтому пришлось продать с молотка мебель или отдать
57
Лили, младшей сестре Карин, даже пришлось продать свой рояль, чтобы помочь ей заплатить за лекарства.
Увы! Этот просвет грозил новой бурей. Нильс фон Канцов, очень снисходительный отец Томаса, заметил, что сын регулярно посещает Герингов, пропуская занятия в школе, и что это весьма негативно сказывается на его учебе. И этот сознательный офицер написал весьма деликатное письмо бывшей жене, попросив ее сделать так, чтобы Томас навещал ее чуть реже. Он также проинформировал Карин, что отныне Томас будет ходить в школу с сопровождающим, или он сам будет провожать сына. Но на это весьма разумное письмо Карин отреагировала очень резко и довольно неразумно: она подала в суд заявление о возбуждении процесса, желая добиться, чтобы сына воспитывала она. Может быть, мягкосердечный Нильс фон Канцов вскоре сам передал бы ей это право, но он знал, что Геринги испытывают затруднения: квартира их совсем маленькая, Карин серьезно больна, Герман долгое время не работает. Но главное, ему было известно о наркотической зависимости Геринга, сопровождавшейся приступами насилия. И с того дня Нильс фон Канцов сделал основной упор в деле об опеке на то, что мать не имеет возможности создать необходимые условия для воспитания четырнадцатилетнего мальчика. И суд прислушался к его доводам. Таким образом, в апреле 1926 года Карин процесс проиграла. Но материнская любовь не слышит доводов рассудка, поэтому Карин и решила подать апелляцию [58] . Все это, естественно, стоило ей очень дорого, тем более что она не могла рассчитывать на финансовую поддержку семьи, которая, что совершенно логично, встала в этом деле на сторону отца. «В конечном счете, – сказала позже ее сестра Мария, – это было в интересах мальчика».
58
В следующем году она проиграла и этот процесс. Но ей было разрешено видеться с сыном чаще. Этого же результата она могла бы добиться намного раньше, и без всяких судов…
Разумеется… К тому же в то время капитан Геринг, продолжая мучиться от болей в бедре, пристрастился к эвкодалу. Однако, как и обещал врачам, он по своей воле вернулся в Лангбро, чтобы пройти новый курс лечения от наркозависимости. В истории болезни, которую врачи завели 22 мая 1926 года, во время вторичного пребывания Геринга в клинике, содержатся лишь короткие наблюдения: «Угнетен, частая смена настроения, эгоцентричен, легко поддается внушению, боли в спине». Но на этот раз лечение продлилось всего полмесяца и оказалось весьма эффективным: вернувшись домой 5 июня (с новой справкой [59] ), Геринг перестал жаловаться на судьбу, энергично принялся искать работу и вскоре трудоустроился…
59
«Капитан Герман Геринг, проживающий в Стокгольме по адресу ул. Оденгатан, д. 23, в мае 1926 года был принят по его просьбе в клинику Лангбро на лечение, проведенное нижеподписавшимся. Во время пребывания в клинике пациент прошел курс лечения зависимости от эвкодала. Капитан Геринг покинул клинику в начале июня 1926 года полностью избавленным от зависимости от этого препарата и свободным от тяги к употреблению других лекарств на базе морфина. Я подтверждаю это моим честным словом, находясь в полном рассудке. Стокгольм, 21 июня 1926 года. К. Франк, врач-интерн клиники Лангбро». Герингу предстояло побывать в Лангбро третий раз в сентябре 1927 года, незадолго до возвращения в Германию. Это был его последний курс лечения от наркотической зависимости. Во всяком случае, в Швеции.
Новая работа как нельзя лучше подходила ему: мюнхенская компания «БМВ» («Байерише моторен верке» [60] ) поручила капитану Герингу продажу своих авиационных двигателей во всей Скандинавии. И этот посредственный дипломат и неудачливый революционер так умело взялся за дело, что вскоре получил выгодный заказ от шведского правительства на двенадцать моторов! Счастье редко приходит в одиночку, и Герман Геринг почти одновременно стал эксклюзивным продавцом в Скандинавии парашюта автоматического действия шведской фирмы «Торнблад». Дела пошли в гору, и он начал ездить по разным странам от Финляндии до Турции, провел неделю в Лондоне [61] (вел переговоры по заключению контрактов) и через некоторое время уже принялся выплачивать самые неотложные долги…
60
«Баварские
61
Там ему в голову пришла нелепая идея торжественно возложить венок к мемориалу летчиков Королевских военно-воздушных сил Великобритании. Потребовались неимоверные усилия посла Германии, МИД Англии и командования британских ВВС, чтобы его от этого отговорить…
Но в Германа Геринга очень скоро вновь вселился демон политики. На самом деле, если исключить периоды его бреда, он никогда и не переставал интересоваться политикой. Действительно, ситуация в Германии за четыре года его отсутствия сильно изменилась: после введения в оборот рентной марки галопирующая инфляция стала кошмарным воспоминанием, экономическая ситуация в стране начала стабилизироваться, сепаратисты утихомирились, а немецкие власти нашли общий язык с бывшими противниками в мировой войне, в результате чего рейхстаг ратифицировал «план Дауэса», а Германия подписала Локарнские договоры. Однако национал-социалистическая партия, вновь став легальной и получив в рейхстаге четырнадцать мест, оказалась в это время без финансовой поддержки и потеряла большую часть своей аудитории, так как Гитлеру, остававшемуся неоспоримым вождем НСДАП, все еще было запрещено выступать на массовых собраниях. Отряды же СА, расплодившиеся по всей Германии, отметились только в нескольких уличных драках с коммунистами. А шведская пресса постоянно говорила о подспудном противостоянии между радикальными мюнхенскими националистами и берлинскими представителями левого, социалистского, крыла НСДАП [62] .
62
Имеются в виду братья Грегор и Отто Штрассеры.
После смерти Фридриха Эберта в 1925 году блок правых партий добился избрания президентом Веймарской республики старого генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга. Тот инициировал принятие закона о всеобщей политической амнистии: политзаключенные получили свободу, а политэмигранты могли теперь вернуться на родину. И в мае 1926 года было прекращено преследование Германа Геринга по обвинению в государственной измене. Теперь бывший путчист мог наконец вернуться домой. Германия была уже очень далека от опасностей 1922 года, но Герман сохранил в себе неукротимую потребность действовать, быть на первых ролях, он жаждал признания и уважения соотечественников. Эту потребность могла удовлетворить только политика.
Второго ноября 1927 года Карин пришла на центральный вокзал Стокгольма, чтобы проводить своего любимого мужа. Она не могла ехать с ним, потому что была вынуждена продолжить лечение в Швеции. Но Герман пообещал забрать ее сразу же, как только комфортно устроится. Поэтому любящие супруги расстались, веря в благополучное будущее. Когда поезд тронулся, Карин без сознания упала в объятия сестры Фани, и ее пришлось срочно госпитализировать…
VI
Возрождение
Вернувшись в Мюнхен после четырех лет, проведенных в эмиграции, Герман Геринг, естественно, не надеялся, что его встретят с охапками цветов. И оказался совершенно прав: в то холодное утро 3 ноября 1927 года он не увидел цветов, и фюрер не ожидал на перроне неудачливого ветерана Фельдхернхалле. Очевидно, благодарность и национал-социализм были двумя несовместимыми вещами…
Но Геринга все-таки встретили старые товарищи по революционной борьбе, которые о нем не забыли. В частности, Эрнст (Пуци) Ганфштенгль, который позже написал: «Я был искренне рад снова увидеть Германа Геринга. Он стал толще, более деловым и более материалистичным, а главное, теперь заботился в основном об успехе, а не искусстве или интеллектуальных ценностях жизни». А также капитан Рём и Ганс Штрек, адъютант Людендорфа в дни путча, ставший затем преподавателем музыки. Геринг, который не имел денег на гостиницу, переночевал в его салоне и ушел на рассвете до прихода уборщицы…
Ушел, естественно, с намерением нанести визит Адольфу Гитлеру, продолжавшему жить затворником в своей скудно меблированной комнате на Тирштрассе. Фюрер оказался таким же холодным, как и его комната, поскольку по разным причинам не хотел давать бывшему командиру отрядов СА новый пост в партии [63] . Да впрочем, чем ему мог быть полезен этот толстый бледный человек, прихрамывавший и явно не имевший денег? Так что прославленный ветеран был выставлен за дверь без должного почтения, после того как получил несколько очень сухих инструкций: он должен занять достойное положение в деловых кругах, восстановить свое финансовое положение, «а там видно будет…».
63
Самой вероятной причиной было то, что Розенберг, Гесс и Эссер активно интриговали против Геринга: в 1924 году они даже вычеркнули его из списков партии! Но скорее всего, Гитлер опасался, что Геринг попросит вновь назначить его командиром отрядов СА: на этот пост он недавно назначил Пфеффера фон Заломона, освободив от этой должности капитана Рёма. Кроме того, в 1924 году Гитлер заявил: «После предательства фон Лоссова во время попытки переворота я не стану верить слову немецких офицеров!» Наконец, фюрер и его сподвижники в то время хотели представить НСДАП партией рабочего класса, а полнота Геринга явно шла вразрез с этой рекламой… Остается неясным, знал ли уже тогда Гитлер о пристрастии Геринга к морфину и о том, что он лечился от наркотической зависимости.