Германский генеральный штаб
Шрифт:
Сначала Мольтке был за наступление против Франции и за оборону на Восточном фронте. Он исходил из того соображения, что французская армия могла развернуться быстрее и уже на 12-й день мобилизации быть на границе. Поэтому, при условии немедленного наступления на западе, надо. было считаться с возможностью в течение третьей недели иметь большое решительное сражение.
В случае успеха мы должны были бы постараться его использовать, но продолжать преследование до Парижа мы не могли бы. В этом случае Мольтке предполагал предоставить дипломатии добиться прекращения военных действий на Западе, хотя бы на основании status quo ante, чтобы иметь возможность усилить наши войска на Востоке. Он полагал, что до четвертой недели русские
Возможно, что в данном случае играло роль воспоминание о том, как трудно оказалось нам в 1870/71 г. окончательно разбить Францию. Но все же надо сказать, что этот план имел большой пробел, заполнение которого должна была взять на себя дипломатия. Мольтке возлагал на нее, должно быть, большие надежды. Но в этом случав он имел ввиду Бисмарка. Строить наши расчеты таким же образом мы теперь уже не могли. Скоро и сам Мольтке отказался от такого намерения. Этому способствовало также заключение союза с Австро-Венгрией в 1879 г. Вмешательство Австрии могло иметь место только на Востоке.
В 1879 г. и в 1880 г. план Мольтке состоял уже в том, чтобы вести наступление против России, а против Франции обороняться. Обосновывал он это следующим образом:
С тех пор, как французская армия реорганизовалась, Париж заново укрепился и против германской границы был возведен ряд крепостей и фортов, ни в коем случае нельзя было уже рассчитывать здесь на быстрый исход борьбы. На длительность сопротивления следовало рассчитывать еще потому, что приходилось принимать во внимание французский патриотизм, наличие которого Мольтке признавал с 1870/71 г.; в это время другой противник располагал бы против нас свободой действий.
Если бы нам пришлось вести одновременно две войны на расстоянии 150 миль одна от другой, то, по мнению Молътке, на Западном фронте для обороны следовало бы использовать преимущества, представлявшиеся Рейном и сильными крепостями, а все свободные силы направить Для энергичного наступления на Востоке. При наличии сведений о состоянии русских железных дорог в то время, можно было допустить, что мы сумели бы выставить в различных пунктах восточной границы соответствующие боевые силы и сосредоточить их на несколько дней раньше, чем Россия развернет все свои силы.
Пространство на границе с Францией между нейтральными Бельгией и Швейцарией, на котором можно было произвести развертывание, ограничивалось только 30 милями. Одна половина нашего фронта была защищена Вогезами, параллельно которым проходила двухколейная железнодорожная линия, в то время как другие железнодорожные пути, на левом берегу Рейна, сходились на открытой части границы и гарантировали быстрое сосредоточение сил вблизи угрожаемых пунктов. За ними находился Рейн, который являлся весьма сильным естественным рубежом.
До тех пор пока держались Мец и Страсбург, неприятель мог только занять Эльзас и Лотарингию, но не завоевать их.
Совершенно иным было положение на Востоке. На протяжении более 100 миль от Лыка до Каттовиц наша граница была совершенно открыта и к ней вели только четыре одноколейные железные дороги. Против высаживаемых на конечных пунктах этой, обращенной в нашу сторону, огромной дуги наших войск находились русские войска, сосредоточенные у Варшавы, куда сходились их транспортные колеи. По сравнению с нами, они могли пользоваться выгодами внутреннего положения. Если бы даже оборону Восточной Пруссии и Силезии решено было вести только местными силами, то все же сосредоточение наших прочих сил у Торна для воспрепятствования наступлению противника прямо на Берлин требовало совершения переходов от пунктов выгрузки вдоль границы на протяжении от 10 до 18 миль.
Из этих географических и транспортных условий, по мнению Мольтке, неизбежно вытекало то, что на Западе мы должны будем упорно обороняться, а на Востоке сможем защищать границу наступлением и что район сосредоточения для сил,
Мольтке полагал, что, несмотря на свои многочисленные войсковые части, расквартированные в Польше, русские не смогут выставить более 200.000 чел. у Ковны и Варшавы раньше 16-го дня мобилизации, наши же, предназначенные для войны с Россией, силы были готовы перейти границу, начиная с 10-го дня, причем они встретили бы только передовые части противника. Но в виду того, что силы русских должны были с каждой неделей сильно возрастать, то нам выгодно было как можно скорее добиться решительного сражения. Так как Польша являлась недостаточно надежным оплотом России, то было вероятно, что русские выступят на территории Польши против нас с уже готовыми к бою силами.
Австрия, в случае войны с Россией, имела только один фронт. Не считая войска, необходимые для Боснии и для наблюдения в случае надобности за Италией, получилась цифра от 500.000 до 600.000 чел., которые могли быть использованы в Галиции.
Ее собственный интерес, прекрасно ею самой учитывавшийся, подсказывал решение двинуть эти силы на Волынь, прервать железнодорожное сообщение с югом России (Броды — Дубно 2 перехда) и найти противника.
Из всего вышеизложенного Мольтке делал то заключение, что на западе мы должны были обороняться, а на востоке во что бы то ни стало наступать. На этом основании приходилось распределить наши силы, имея ввиду использовать преимущества более скорой мобилизации именно по отношению к России, а не к Франции; указанное преимущество позволило бы нам ограничить наши силы на восточном фронте до последней возможности.
Выполнение этого плана он мыслил себе в следующем виде: Мольтке считал, что на западном фронте французы создадут свой фронт из нескольких армий по верхней Мозели и позади Мааса, между Эпиналем и Верденом. Имея ввиду определенную военную цель — завоевание вновь Эльзас-Лотарингии, они должны были бы главными силами наступать в Лотарингии и меньшими — в Эльзасе. Поэтому Мольтке предполагал большую часть предназначенных для западного фронта сил использовать в Лотарингии и иметь вспомогательную армию в Эльзасе. Наступление противника немцы должны были встретить на сильно укрепленной позиции впереди р. Саар, приблизительно на линии Форбах-Сааруньон. Обойти эту позицию противник не мог. Мольтке полагал, что если бы французы захотели наступать на всем фронте, то им пришлось бы так растянуться, что нам представилась бы возможность в свою очередь напасть на них.
Он предполагал, что французы попробуют взять эту позицию ударом по одному из ее флангов. Для противодействия этому за каждым из наших флангов должны были находиться крупные резервы, на левом же фланге кроме того при известных условиях эльзасские части. Обход через Швейцарию Мольтке считал невероятным; наступление французов через Бельгию должно было остановиться на Рейне. В последнем случае в план Мольтке входило контрнаступление, которое принудило бы французов отойти на юг; при этих условиях в тылу германского фронта находилась бы Голландия и коммуникационная линия шла бы морем. Если бы превосходство в силах врага заставило нас отступить, то Мольтке имел ввиду отходить из Лотарингии на Майнц и из Эльзаса на Страсбург. К востоку от Рейна германские войска должны были занять очень сильные позиции за Майном между Майнцем и Франкфуртом; отсюда противник не мог продвинуться вглубь Германии. Мольтке надеялся, что после того, как французские силы ослабнут, вследствие боев у Метца, Страсбурга и Майнца, а также вследствие необходимости обеспечить длинную коммуникационную линию и переправы, равновесие сил до известной степени восстановится и нам удастся добиться окончательной развязки на Майне. Место и время переброски на Рейн подкреплений с восточного фронта Мольтке ставил в зависимость от успехов, которые будут достигнуты на Висле.