Гермоген
Шрифт:
«Благодарю тебя, Господи, что сподобил созерцать животворный образ чудотворца. Да будет это добрым напутствием! Да избавит нас Никола Чудотворец от погибели!» — молился Гермоген.
20
В Москве открылся заговор. Всё свершилось по притче Соломоновой: «Правда прямодушных спасает их, а беззаконники будут уловлены беззаконием своим».
Вначале ничто, казалось бы, не предвещало беды. Царь Василий составил новое войско под началом своего племянника, талантливого и мужественного князя Скопина-Шуйского и боярина Ивана Романова, брата Филарета. Войско стало
Люди, чистые душой, как известно, склонны к доверчивости, но малейшее криводушие заставляет их насторожиться. Воеводы-коварники, будучи людьми бесчестными, скоро выдали себя. Это спасло князя Скопина-Шуйского от ошибки, которая могла бы произойти в случае его неосмотрительности. На это и рассчитывали заговорщики, зная, сколь доверчива молодость (князю Скопину был всего двадцать один год).
Когда заговорщики были обличены и схвачены, царь Василий велел судить их. Они заслуживали смертной казни, но Василий сохранил им жизнь. Князя Катырева сослали в Сибирь, Трубецкого — в Тотьму, Троекурова — в Нижний Новгород.
Тем временем самозванец, быстро обойдя военный стан царских воевод, был уже в Тушино. Он не сомневался, что возьмёт Москву, и потому отверг предложенный поляками стремительный приступ, грозящий столице многими разрушениями. Князю Рожинскому он ответил: «Если разорите мою столицу, то где мне царствовать? Если сожжёте мою казну, то чем мне будет наградить вас?»
Воеводы царские и вместе с ними сам царь укрепили свои станы между Москвой и Тушином. Но в своих действиях они были стеснены. В поддержку самозванцу под Москву прибыли многочисленные отряды ляхов-грабителей. К ним присоединилось ещё! семь тысяч всадников Яна Петра Сапеги. Москвичи знали, что этому вечно пьяному усвятскому старосте свойственны как наглость, так и отвага. Держался вызывающе даже по отношению к самозванцу и со свойственной ему дерзостью говорил: «Мы жалуем в цари московские кого хотим».
Тем временем со стороны Коломны на Москву шёл пан Лисовский, отличавшийся неустрашимостью и редкой жестокостью. Он волею и неволею, запугиванием и угрозами объединил в боевые отряды тульских и рязанских изменников, общим числом до тридцати тысяч человек. Именем «Димитрия» взял Коломну, захватил в плен воеводу Долгорукого и коломенского архиепископа Иоасафа. Пленных морили голодом и изводили угрозами. Особенно глумились над архиепископом, ставя ему в вину ещё давнее выступление на освящённом соборе, когда коломенский архиерей позволил себе поучать «Димитрия» и настаивал вместе с Гермогеном, чтобы Марина Мнишковна приняла православие.
Как только царю Василию и Гермогену стало известно о бедственном положении Коломны и коломенских пленников, против Лисовского были посланы воеводы князья Куракин и Лыков. На берегах Москвы-реки завязалось сражение. Наёмники Лисовского после долгой битвы дрогнули, и Лисовский вернулся в Тушино лишь с немногими всадниками.
Но в то смутное время победы часто сменялись неудачами, и трудно было понять, что породило неудачу: ошибка или измена. Одна смута приходила на смену другой, и зло соседствовало с добром, а геройство с трусостью. Переменный ветер побед и поражений порождал измены, которые часто оставались безнаказанными, а это усиливало смуту.
Одно такое поражение, причиной которого была трусость известного вельможи, породило слухи о новом заговоре, что сильно обеспокоило царя и Гермогена. Случилось это после взятия Коломны. Князья Иван Шуйский и Григорий Ромодановский [55] ,
55
Ромодановский Григорий Петрович — князь, воевода, в 1608 г. вместе с Воротынским командовал войсками, защищавшими Москву от тушинцев, одержал победу над гетманом Сапегой у села Воздвиженского. В 1609 г. был воеводой в Кашире, где жители заставили его присягнуть самозванцу. Был за воцарение на русском троне королевича Владислава, вёл переговоры с поляками по поручению бояр.
Измена Головина породила многие толки. Почему бежал Головин, если не было перевеса у противника, если мужественно сражался воевода князь Ромодановский? И хотя убит был рядом с ним его сын, не оставил поля боя. Бегство Головина походило на измену и приводило на память измену троих воевод в недавнем сражении.
Слово «измена» было в то время часто на устах у людей. Поэтому никто не удивился, когда пленный поляк показал на допросе, будто боярин Михайла Салтыков умышляет противу царя Василия и мятежники хотят изловить архиереев, что супротивничают «Димитрию».
21
«Как не признать истины в показаниях пленного поляка?» — думал Гермоген. «От беззаконных исходит беззаконие», — говорит древняя притча. Русские архиереи, стоящие за правду и отечество, более других ненавистны мятежникам. Ляхи открыто грозят: «Трепещите ночью и днём!» И никто из них уж не уверен в жизни своей. Кто не восплачется над их горестной долей? Многие ныне пострадали. Суздальский епископ Галактион изгнан тушинцами и в изгнании умер. Не стало в живых и псковского епископа Геннадия. Милосердный и жалостливый печальник умер от горести, видя кругом себя многие бедствия.
И когда стало известно, что воины Лисовского схватили коломенского архиерея Иоасафа, а тушинцы пленили и увезли в свой лагерь тверского архиерея Феоктиста и, слышно, крепко пытают его, Гермоген, в заботе, как отбить у злодеев дорогих пленников, надумал пойти к царю. Какое у него, патриарха, было оружие противу злодеев? Грамоты. Он и посылал эти грамоты во все концы земли крестьянам, всем служилым людям и ратникам, дабы прекратилась брань междоусобная и не было бы погибели крестьянам, да отторглися бы люди всех сословий от Вора и молитвами Пречистой Богородицы, Заступницы нашей, и святых великих чудотворцев вооружились противу врагов своих.
Однако ныне и лица священного сана облачаются в оружие, дабы мстить злодеям за кровь христианскую. Да по силам ли им подвиг ратный без помощи ратных людей?
Василий принял патриарха в Комнате. Оставив царское место, подсел к нему поближе за столик. Тёмный кафтан подчёркивал седину висков и живой блеск внимательных серых глаз. Гермоген был в патриаршем кукуле из кручёного белого шелка. В верхней части мантии выткан образ Казанской Богоматери, которую Гермоген особенно чтил.
— Сказывай, богомолец наш, как тебя Бог милует?