Герои 1812 года
Шрифт:
Солдаты разговаривали шепотом, словно боясь нарушить рассветную тишину, словно бой еще не начался. Однако противник не дремал.
Взоры офицеров были устремлены на север, откуда вновь должен был появиться неприятель.
— Идут, — сказал генерал Васильчиков.
— Да, дело продолжается, — ответил, глядя в сторону ручья, Раевский.
А порывы ветерка все сильнее и сильнее доносили грохот неприятельских барабанов.
Через четверть часа ровные колонны французских пехотинцев мерно вышагивали под барабанный
Смоленский полк, которым командовал полковник Рылеев, ждал приближения неприятеля.
— Идут, будто на параде, — произнес юный подпрапорщик, стоявший справа от Александра Раевского.
Действительно, легкий ветерок, доносивший свежесть с ручья, набирающее тепло розовое утреннее солнце, поднимающие головки полевые колокольчики и гвоздики, одноцветные солдатские мундиры, блещущие серебром, мерный ритм барабана и нехитрая мелодия флейты — все это было так похоже на обычный полковой смотр.
Маленькие фигурки французов в синих мундирах, издали напоминавшие раскрашенных деревянных солдатиков, быстро перемещались по полю, сгруппировывались у моста, перебегали его, а затем вновь рассыпались в цепь. Уже слышны были отрывистые выкрики. Это отсчитывал строевой шаг французский офицер.
Но вот раздался залп русской артиллерии. Почудилось, что на несколько мгновений все вокруг замерло, пока, со свистом раздирая воздух, неслись к своей цели ядра. Взрывы оглушили и обороняющихся и наступающих. Дым, словно покрывалом, заслонил вражеские ряды. И сразу же повеяло новым, острым запахом пороха и гари.
— Здорово влепили! Молодцы артиллерия! — вскричал подпрапорщик. — В самую середину!
Ветер разбросал завесу дыма, и в образовавшиеся «окна» отчетливо было видно, как французы перестраивались. Несколько человек упали на землю. Перед строем бегал офицер, выкрикивая команды. Эполет на его плече был сорван. Раздался еще один залп русских орудий. Почти без паузы, как эхо, ему ответили батареи неприятеля. Французский офицер остановился, странно ощупывая пальцами свой бок, затем ноги его подкосились, и он упал.
Где-то за спиной оглушительно ухнуло. Всех стоявших обдало сильной горячей воздушной волной.
— Вперед, братцы! С богом! Ура! — Крик командира полка был слышен, хотя уши были заложены от грохота, словно ватой.
Полк бросился в штыковую атаку. Дым едко забирался в глаза. Ноги заплетались в мокрой траве. Бежать было трудно, кричать тем более. Но уже ничто не могло остановить атакующих со штыками наперевес русских солдат.
Когда расстояние между войсками было не более тридцати шагов, французы не выдержали, повернули назад. До самого моста длилось преследование неприятеля, и никто уже даже не слышал приказа отойти назад.
— Сейчас Даву попробует обойти нас через лес, — проговорил чуть слышно генерал Раевский. — Несладко придется Паскевичу. Но если не удержит
С холма было видно, как французы в центре бросились в новую атаку. А дальше, у горизонта, заметно было, как подходили к ним на подмогу все новые и новые части.
— Ваше превосходительство, — вскрикнул генерал Васильчиков, рассматривавший неприятельские ряды в подзорную трубу, — несколько вражеских дивизий направились в сторону нашего левого фланга.
— За Паскевича я не беспокоюсь, — ответил Раевский. — Главное сейчас — это удержаться у плотины.
Между тем сражение продолжалось. Даву бросал к плотине свежие силы. В бой вступили дивизии генералов Дессэ и Кампана. Огонь французской артиллерии наносил ощутимый урон русским войскам. Раненые солдаты и офицеры после перевязки снова вступали в бой. Они знали — заменить их некем.
Маршал Даву недоумевал. Неужели здесь сосредоточена вся армия Багратиона? Неужто он решил дать решающий бой у Салтановки? Не мог Даву предположить, что с его многотысячной армией дерется лишь малочисленный корпус, авангард 2-й русской армии.
— Мы должны сбросить русских с их укреплений, — сказал Даву своему адъютанту. — Потеря одного дня может слишком дорого нам обойтись. Ускользнет Багратион — и тогда все напрасно, все долгие дни его преследования. Сюда, на подмогу, идет корпус генерала Мортье. Его дивизии уже на подходе. Приказываю — повести в наступление все части. Плотина у Салтановки должна быть наша…
В штабе Раевского тоже совещались.
— Думаю, наступает решительный момент. Даву не остановится ни на миг. Будем сражаться до последнего, — сказал генерал.
В четыре часа пополудни французы пошли в большое наступление. Бесконечные колонны пехотинцев покрывали противоположный берег речушки. Когда неприятель вышел на мост, вновь заговорили пушки. Ядра то и дело разрывались у ног русских солдат.
Смоленский полк, стоявший на самом главном рубеже обороны, дрогнул.
— Эка силища, — вздохнул усатый гренадер. — Да это ж вся Бонапартова армада…
И тут, словно волна ветра, пробежал по рядам слух — сам генерал прибыл. Через минуту Раевский появился на передней линии. Спрыгнув с коня, он подбежал к смоленцам. Рядом с ним был его сын — Николай.
— Что пятитесь, смоленцы?! — вскричал генерал, и даже шум канонады не смог перекрыть его голоса. — Решается судьба наша и всего Отечества. Отобьем плотину, не пустим француза!
Солдаты застыли, слушая своего командира.
— Где знамя? Выноси его вперед!
Безусый подпрапорщик, тот, что всегда был рядом с Александром, выбежал из строя. Он сжимал в руках древко полкового знамени.
Раевский спрыгнул с коня и выхватил генеральскую шпагу. В этот момент Николай был уже рядом. Александр тоже подбежал и встал по правую руку отца.