Герои 1812 года
Шрифт:
Многие другие родственники Дмитрия Петровича в этот трудный для России час проявили твердость духа и характера. Брат его жены Николай Мусин-Пушкин, служивший в гвардейском полку, получил тогда письмо от матери. «Благословляю тебя на войну! — писала эта мужественная женщина. — Надобно ожидать, что будут большие дела. Помни, что ты сын храброго русского адмирала; будь достоин имени, которое ты носишь. Мне лучше услышать о твоей смерти, чем узнать, что ты отступил перед неприятелем».
Эти слова мать обращала к своему единственному сыну!
Приближаясь
Опыт Неверовского подсказывал ему, что вряд ли после встречи с Багратионом дивизии придется долго отдыхать, но тем не менее он, лично проезжая вдоль растянувшихся колонн, торопил: «Быстрее, быстрее, впереди отдых».
Соединение дивизии со второй армией произошло 22 июня в Новогрудке.
Князь Багратион, выслушав доклад, как и предполагал Неверовский, сказал:
— Отдыхать нет времени — армия ведет бой. Идем на соединение с первой армией.
Сложен был марш, проделанный 27-й дивизией от Москвы на запад. Но он казался до смешного легким теперь, когда армия под водительством Багратиона шла на Смоленск. Это был уже не просто марш войск. Это было великое соревнование двух армий — французской и русской. Соревнование, в котором главным призом для французов была возможность разбить русских по частям, а для русских — встретить неприятеля, собрав силы воедино.
Условия марша были для обеих армий далеко не одинаковыми. Французы шли к Смоленску более коротким путем, как бы по внутренней стороне дуги. Русские же, отклоняясь к востоку, шли по более длинному пути, по внешней стороне той же самой дуги.
Армия Багратиона, ведя арьергардные бои с втрое большим по численности противником, продираясь через толпы беженцев, забыв о привалах, рвалась к северу. «В 22 дня, — вспоминал впоследствии Неверовский, — сделали мы 800 верст и меньше маршей не делали, как по 40 и 45 верст».
А неистовый Багратион требовал идти еще быстрее. Вдоль колонн скакали на взмыленных, уставших не меньше людей лошадях адъютанты с его строгим приказом: не задерживаться, ускорить движение.
Нечеловечески трудным был этот марш. Но 27-я дивизия выдержала его с честью.
Неверовский был горд за своих подчиненных. Он знал, каких сил им это стоило. На одном из коротких привалов генерал видел, как солдаты, раздевшись, чистой холстиной вытирали тело и удивлялись: ткань краснела — под мышками у многих вместо пота выступила кровь. Несмотря на все эти трудности, 2-я армия Багратиона подошла к городу с песнями, под звуки музыки.
22 июля первая и вторая Западные армии соединились под Смоленском. Фланговый марш Багратиона удался. Это было большим успехом. Недаром Петр Иванович Багратион писал впоследствии Ермолову:
В конце июля основные французские силы сосредоточились в Витебске. Отсюда к Смоленску шли три дороги: одна через Поречье, другая — через Рудню, третья — через город Красное. Наступлением по первому пути французы рассчитывали отбросить русскую армию к югу от Московской дороги; движением через Рудню — ударить во фронт; а через Бабиновичи — Красное — обойти русских с тыла, отрезать от основных баз снабжения, расположенных на юге.
Главнокомандующие русскими армиями по-разному оценивали возможные действия французов. Барклай-де-Толли счел наиболее вероятным направлением их движения Пореченскую и Рудненскую дороги, оставив без внимания Красненскую.
Багратион же подозревал, что Наполеон пойдет через Красное.
В этой обстановке неизвестности, ожидая французских ударов, войска обеих русских армий маневрировали, занимая то одни, то другие позиции.
25 июля Неверовский получил приказ от генерала Багратиона. В бумаге, доставленной адъютантом князя, значилось:
«В три часа пополудни выступает отряд генерал-майора Неверовского, состоящий из полков: Виленского, Симбирского, Полтавского пехотных, 41-го, 49-го и 50-го егерских и батарейной роты № 31, имея в авангарде Харьковский драгунский полк с двумя орудиями конной артиллерийской роты войскового старшины Тацына, который уже находится в селе Корытно, где ему расположиться, имея впереди генерал-майора Карпова с двумя казацкими полками, с которыми вступить в сношение».
Отряду в дальнейшем предполагалось наблюдать неприятеля, выяснить его планы в отношении наступления на Смоленск.
Генерал внимательно прочитал приказ. Вначале Неверовского удивило и даже задело то, что главнокомандующий ввел в его отряд два чужих, не его дивизии, полка. «Хоть и хвалил князь, — подумал вслух, — за отменное проведение марша, а до конца, видно, не верит в моих молодцов». Но, поразмышляв еще немного, он понял, что дело не в недоверии Багратиона. «Князь Петр — человек прямой, душой кривить не будет, если что не так — скажет без околичностей». Опытный Багратион усилил отряд двумя полками уже обстрелянных солдат, что было своевременно.
Перед выходом из города Неверовскому было приказано оставить Виленский полк в Смоленске — для несения караулов. По этой причине виленцы не принимали участия в сражении под Красным — так свидетельствует в своих воспоминаниях адъютант командира 50-го Егерского полка Н. Андреев. К сожалению, этой детали каким-то образом не заметили историки более позднего периода. На страницах журнала «Русский инвалид» в 1911 году они развернули дискуссию по поводу «загадки Виленского полка», участие которого в сражении не было отмечено ни в донесениях Неверовского, ни в других документах. Разгадка же заключалась в том, что полк просто-напросто отсутствовал под Красным, находясь в это время в Смоленске.