Герои «безгеройного времени»
Шрифт:
Наркотический кошмар или вполне реальное радение секты? Режиссер уклоняется от ответа, предоставляя его воображению зрителя. В тех же иллюстрированных журналах, где излагалось «дело Тэйт» и печатались фото из «Ребенка Розмари», ныне можно увидеть документальную фотографию, до пошлости напоминающую кадр из фильма: обнаженная женщина с Библией в головах, распятая на столе: «Черная месса», где роль Сатаны играли прочие участники секты. Странно наблюдать, до чего люди, которым общество, казалось бы, предлагает их буржуазные свободы, жаждут пасть ниц, отдать себя в добровольное и тем самым гораздо более абсолютное
Действительно, с этой минуты в ней начинают происходить тс же фатальные перемены, которыми было отмечено экранное бытие героинь «Отвращения» и «Бала вампиров». Сюжетные поводы могут быть разными, экранные мотивы одни и те же. Катрин Денёв истончалась, превращаясь почти в скелет из-за необоримого отвращения к пище.
Розовость и округлость щек Шарон Тэйт высасывал страшный вампир Дракула, превращая их в восковую белизну умирания. Миа Фэрроу иссушает зарождающееся в ее чреве исчадие Сатаны - глаза становятся огромными на ввалившемся от страдания лице, короткая модная стрижка обнажает форму черепа, напоминая об Освенциме.
Роман Полянский родился и провел детство в Париже. Но Освенцим просматривается даже через его пристрастие к ужасам, и я не удивилась, прочитав, что кто-то из его родителей погиб там.
Освенцим, жертвы лагерей смерти на тысячах маленьких фото - может быть, это и есть тот исходный образ, который вошел в воображение польского режиссера, создав этот странный отрешенно-некрофильский стереотип красоты, агонизирующей на грани безобразия и чистой духовности.
Женщины, такие милые, наивные, улыбающиеся, молодые, одна за другой проходят этот крестный путь в его лентах. Руки становятся тонкими и бессильными, как плети картофеля, забытого на кухне, огромные глаза распускаются на восковых изможденных лицах, как цветы зла. Это красота тления и разрушения, злосчастная, но и зловещая.
Катрин Денёв, умирая, становилась убийцей; жертва вампира Шарон Тэйт превращалась в вампира же; Миа Фэрроу, попавшей в лапы ведьм, предстоит стать антимадонной...
Постепенно наивная Розмари начинает понимать, что запутана в сетях какого-то дьявольского заговора - знаменитый врач, пользующий ее не так, как обычные врачи, зелья, которые варит по его указаниям старуха соседка, боли, иссушающие ее, наконец старый друг, который собирается предостеречь ее и таинственным образом умирает, оставив ей в наследство книгу о ведьмах с зашифрованным сообщением, что ее сосед - сын того самого знаменитого колдуна, который когда-то был линчеван в этом доме...
Может быть, не стоило бы перечислять все эти перипетии сюжета, если бы дошедшая до отчаяния Розмари на девятом месяце беременности не бросилась к обыкновенному врачу и не перечислила ему эти и многие другие странности своей судьбы, ища в обыденности спасения себе и своему ребенку...
Естественно, разумному практикующему врачу этот перечень реальных бед и весьма странных подозрений показался стечением случайных обстоятельств, бредом больного мозга, и он, согласно врачебной этике, вернул
На этом метания Розмари кончились, ее отконвоировали домой, где она родила младенца, которого сначала объявили ей умершим, а потом, услышав детский крик, она силой ворвалась в целый синклит ведьм, которые пестовали в колыбельке своего новорожденного владыку.
Мать есть мать, родила ли она бога, человека или дьявола.
Итак, призванная сыном линчеванного колдуна и главой секты к исполнению своих материнских обязанностей, Розмари становится мадонной секты и матерью Сатаны.
Так обозначается вполне современная и по-своему реалистическая формула фантастических фильмов Романа Полянского: зло даже в силовом поле чистой и противостоящей ему души рождает зло.
В основу разноликих сюжетов положен один и тот же динамический стереотип: юная и не тронутая пороком девушка становится сначала невинной и даже страдающей жертвой, а под конец - невольной носительницей зла.
Роман Полянский, в прошлом польский режиссер, ассистент Вайды и Мунка, года рождения 1933-го, светский человек, мистификатор в маскарадном костюме хиппи, не делает, упаси бог, фильмов о концлагерях, гетто и прочих реалиях польской истории эпохи второй мировой войны: он творит свои причудливые фантазии, как и свой странный быт, ради щекотки нервов пресыщенного современного человека.
Демистифицировав причуды фабулы, мы получим, однако ж, грустную историю, когда-то реалистически рассказанную в фильме Джило Понтекорво «Капо»: юная и невинная девушка, попав в концлагерь и ставши предметом домогательств, издевательств и насилия надзирателя, становится капо...
Думает об этом режиссер Полянский или нет, но ассоциации Освенцима, бездны реального концлагерного ада маячат за инфернальными чертами, проступающими в облике его героинь, мучимых вампирами и насилуемых дьяволом.
Невинность не обороняет их, ибо сопротивление возможно там, где его обеспечивает идея, как богоборчество требует присутствия бога. Мученичество есть единственная форма обретения ими духовности, а единственное содержание этой духовности - зло.
Так, продолжая в кино и в жизни траекторию своего движения к безднам, Полянский однажды проснулся живым персонажем одного из возможных вариантов своего фантастического фильма.
Суеверное сознание скажет по этому поводу: познавший бездны от бездн и погибнет. Мифологическое сознание рассмотрит это тотальное стечение обстоятельств в терминах рока и трагической вины. Трагическая вина отличается от обычной отсутствием прямой каузальной связи: возмездие постигает не того и не за то, оно имманентно.
Мой знакомый математик, прочитав эту историю, сказал: вот типический случай проявления статистических закономерностей.
Это не вымышленный персонаж, не вымышленный разговор и даже не вымышленное место для отступления.
Система координат, избранная мною для статьи, есть общественная мифология, о чем я честно предупредила читателя.
Но физико-математическая аналогия показалась мне небезынтересной, и я излагаю ее, насколько могла запомнить и понять.