Герои и антигерои Отечества (Сборник)
Шрифт:
Любопытно и то, что не Потемкину, знатному, как его любят называть, вельможе, писали речи и доклады, а напротив, он сам учил людей ораторскому искусству. Наставления его архиепископу Амвросию, приглашенному в Киев для встречи императрицы, очень показательны в этом плане:
«При первой встрече императрицы ваше преосвященство благоволите сказать самое краткое приветствие; но при сем случае, когда в лице дворянства все губернские представятся ее величеству в тронной зале, тогда вы за всех говорить будете. Речь сия должна состоять из благодарности, какую Россия чувствует в превращении земли сей из необитаемой степи в сад плодоносный; тут пройдите все пагубные следствия, от бывших соседей нанесенные, что татары обладали прежде нациею
Приготовления к приезду императрицы, как видим, делались и немалые. Но можно ли осуждать за них Потемкина? На Руси издревле живет традиция широко, хлебосольно, щедро встречать гостей, здесь же не просто гостья приезжала, а государыня, да не одна, а с представителями чуть ли не всей Европы, с дипломатами, царствующими особами, военными и государственными деятелями.
Участники путешествия стали свидетелями необыкновенной по масштабам созидательной деятельности. Граф де Сегюр вспоминал:
«Множество народа громкими криками приветствовало императрицу, когда, при громе пушек, матросы мерно ударяли по волнам Борисфена своими блестящими, расписанными веслами. По берегам появлялись толпы любопытных, которые беспрестанно менялись и стекались со всех сторон, чтобы видеть торжественный поезд и поднести в дар императрице произведения различных местностей…»
В мифе же о «потемкинских деревнях» говорилось, что толпы народа Потемкин перегонял от одного населенного пункта к другому, дабы показать обжитость края. И опять-таки тому же М. Т. Петрову, который с удовольствием перепевает в романе эту сплетню, словно бы недосуг было заглянуть в строгие исторические исследования, в которых говорится о комплектовании значительного количества иррегулярных полков именно в краю, возрожденном к жизни Потемкиным.
Поразили путешественников и города, возведенные Потемкиным. Поразил Херсон, о котором граф де Сегюр писал с не меньшим восторгом, чем за пять лет до того Разумовский. Неповторимое впечатление оставил Севастополь, главная база Черноморского флота, созданного трудами Потемкина.
Строительство Черноморского флота началось сразу после окончания русско-турецкой войны 1768–1774 годов. К тому времени на юге России существовали лишь две флотилии — Азовская (Донская) и Дунайская, которая в годы войны оказывала поддержку сухопутным войскам. Потемкин развернул строительство новых верфей и баз на Днепре и Днепровско-Бугском лимане, где в 1775 году заложил Глубокую Пристань.
Но лишь после присоединения Крыма к России удалось создать настоящую базу для флота. Для этого Потемкин избрал бухту Ахтияр, названную им Севастопольским пристанищем. 10 августа 1785 года, когда строительство уже шло полным ходом, он представил императрице подробнейший доклад, в котором показал глубокое знание всех вопросов, касающихся строительства порта и крепости, размещения в бухте флота, а также охраны и обороны ее, доставки к месту работ необходимых стройматериалов и, конечно, изыскания людских ресурсов. Объемный и всесторонне продуманный доклад поражает своим совершенством. Он убедительно доказывает, кого надо считать основателем города русской славы — Севастополя. Потемкин писал:
«Главная и одна только крепость должна быть Севастополь при гавани того же имени, которой описание и сметы у сего прилагаются… Воздух в сем месте благорастворенный и жаркие летние дни прохлаждаются морскими ветрами; земля в окрестностях тучная, как и во всем пространстве Таврической области; камень для строения находится в самой близости, так же и в лесе, для сожжения извести, кирпича и черепицы недостатку быть не может».
Интересны размышления Потемкина об укреплении и организации обороны гавани, в которых он легко оперирует фактами и примерами из истории фортификации не только
В 1787 году он в том не нуждался, ибо каждый знал, кто создатель необыкновенного чуда, представшего глазам императрицы и сопровождавших ее сановников. В Инкермане Потемкин дал прекрасный обед, в разгар которого по приказу князя был отдернут занавес. Взору присутствовавших открылась прекрасно оборудованная гавань, на рейде которой стояли 3 больших корабля, 12 фрегатов, 20 малых судов и 2 брандера.
Прогремел салют в честь российской императрицы. Зрелище было столь неожиданным, торжественным и величественным, что даже скептически настроенный ко всем австрийский император Иосиф II написал:
«Императрица в восхищении от такого приращения сил России. Князь Потемкин в настоящее время всемогущ, и нельзя вообразить себе, как все за ним ухаживают». Сама же императрица писала по поводу увиденного: «Здесь, где назад тому три года ничего не было, я нашла довольно красивый город и флотилию, довольно живую и бойкую на вид; гавань, якорная стоянка и пристань хороши от природы, и надо отдать справедливость князю Потемкину, что он во всем этом обнаружил величайшую деятельность и прозорливость».
В Севастополе императрица присутствовала при подъеме кайзер-флага на флагмане Черноморского флота линейном корабле «Слава Екатерины». Кстати, нужно заметить, что императрица, узнав о таком наименовании корабля, велела Потемкину впредь не делать подобных вещей — российская императрица была значительно скромнее, нежели известные деятели послереволюционного периода, которые еще при жизни назвали своими именами многие города, ничего не сделав для созидания, а лишь разрушив то, что содеяно было другими. Интересно и отношение императрицы к попытке дать ей титулы «Матери Отечества» и «Великой». В письме по этому поводу, адресованному князю А. М. Голицыну, она писала: «Князь Александр Михайлович! Уведомилась я, что дворянство С. Петербургской губернии вздумало приносить мне титулы и собирается сделать огромные встречи. Вам известен образ моих мыслей, а потому и судить можете, сколь излишним и непристойным все то я почитаю. Не приобретение пустых названий есть предмет моего царствования, но доставление блага и спокойствия Отечеству и вознесение славы и величия его; потому и не может иное мне приятно и угодно быть, как повиновение моей воле, ревностное и тщательное каждым звания на него возложенного исполнение вместо упражнения в подобных выдумках. Равным образом и встреча мне не нужна. Чего ради я желаю, чтобы собранные деньги отданы были в Приказ общественного призрения для употребления на дела полезные…»
Это письмо императрица отправила с дороги, возвращаясь из путешествия по Белоруссии. Узнав, что дворянством собрано свыше 500 тысяч рублей, она от себя добавила еще 15 тысяч и приказала использовать средства эти на «облегчение несчастных».
Да, не позаботились при жизни своей ни Потемкин, ни его государыня, чтобы оставить в Севастополе память о себе, как оставили в кем те деятели, которые и палец о палец не ударили для его создания…
Военную сторону деяний Потемкина оценил граф де Сегюр, который отметил:
«Вход в залив спокоен, без опасен, защищен от ветров и достаточно узок, так что береговых батарей можно открыть перекрестный огонь, и даже ядра могут долетать с одной стороны на другую».
По окончании поездки императрица пожаловала Потемкина титулом «Таврического» — в княжеское достоинство он был возведен несколько раньше. Кроме того, она приказала составить похвальную грамоту с перечислением его знаменитых заслуг перед Россией:
«…в при соединении Тавриды к Российской империи, успешном за ведении хозяйственной части и населении губернии Екатеринославской, в строении городов и умножении морских сил на Черном море».