Герои – моя слабость

Филлипс Сьюзен Элизабет

– Так и есть.

– Даже Джейси? Или одной из своих подружек?

– Или дружку-неудачнику? Ни одной живой душе. – Энни отпила глоток. – Должно быть, Мария кому-то сказала. Или… и эта мысль нравится мне куда больше… в коттедж вломился случайный бродяга в поисках денег, а потом, по злосчастному совпадению, в меня выстрелил подросток, баловавшийся с оружием.

– Ты все еще веришь в счастливые концы.

– Это лучше, чем вечно расхаживать с мрачным видом, изображая вселенскую скорбь.

– То есть быть реалистом?

– Реалистом

или циником? – Энни недовольно скривилась. – Знаешь, что меня больше всего бесит в циниках… – Похоже, Тео совершенно не интересовало ее отношение к циникам, потому что он отправился на кухню. Но Энни уже закусила удила – цинизм был ее больным местом. Она последовала за Тео. – Цинизм всего лишь дешевая уловка, скрывающая трусость, – отчеканила она, думая о своем бывшем дружке, прятавшем недостаток актерского таланта за маской презрительного высокомерия. – Цинизм служит отличным оправданием тем, кто предпочитает отсиживаться в стороне, пока сражаются другие. Циник не станет марать руки, пытаясь решить проблему, потому что якобы не видит в этом смысла. Он лежит себе полеживает в кровати целыми днями, насмехаясь над наивными болванами, которые пытаются что-то изменить в жизни. Удобная позиция, позволяющая манипулировать людьми. Циники – самые ленивые люди из всех, кого я знаю.

– Эй, не смотри на меня так. Я тот парень, что приготовил для тебя потрясающий мясной рулет. – При виде мужчины, склонившегося над открытой духовкой, Энни невольно замолчала, растеряв весь свой воинственный пыл. Тео был стройным, но не тощим. Мускулистым, но не устрашающе мясистым. Внезапно коттедж показался ей слишком тесным, слишком уединенным.

Выхватив из ящика столовые приборы, Энни отнесла их в гостиную. В ушах ее звенел отчаянный вопль благоразумной Милашки:

«Берегись! Берегись!»

Глава 11

Мясной рулет превзошел все ожидания Энни, навеянные смачной рекламой Тео. Сочный, с гарниром из жареной картошки, приправленной специями, он так и таял во рту. После трех бокалов вина коттедж внезапно превратился в заповедный уголок, над которым не властно время, где перестают действовать привычные правила и нормы, а тайны остаются тайнами. В потаенное место, где женщина может, отбросив сомнения, предаться чувственным удовольствиям, и никто об этом не узнает. Энни попыталась стряхнуть с себя наваждение, но мешало выпитое вино.

Тео повертел в руках бокал. Его низкий бархатный голос звучал тихо, как сама ночь:

– Помнишь, чем мы занимались в той пещере?

Энни с нарочитым старанием разрезала пополам кусочек картофелины.

– Смутно. Это было слишком давно.

– А я помню.

Энни разделила ножом надвое одну крохотную половинку.

– Не представляю, с чего бы.

Тео посмотрел на нее долгим испытующим взглядом, будто знал, что ее одолевают эротические фантазии.

– Все помнят свой первый раз.

– Не было у нас никакого

первого раза, – слабо возразила Энни. – Так далеко мы не зашли.

– Но были к этому близки. Ты же сказала, что ничего не помнишь.

– Это я помню.

Тео откинулся на спинку стула.

– Мы обнимались и целовались часами. Помнишь?

Разве она могла забыть? Они ласкали друг друга до изнеможения и целовались, целовались… Губы впивались в губы, в щеки, в шею, языки сплетались. Так проходили мгновения… минуты… часы. Потом все начиналось снова. Взрослые слишком сосредоточены на конечной цели, чтобы тратить время на прелюдию. Лишь подростки, страшась переступить опасную грань, обмениваются поцелуями, которые длятся вечность.

Энни не была пьяна, хотя и немного захмелела, ей не хотелось забредать в темную пещеру памяти, переживая вновь, как в юности, мучительную неловкость.

– Поцелуи давно стали утраченным искусством.

– Ты так думаешь?

– Гм… – Она отпила еще глоток терпкого вина.

– Возможно, ты права, – хмыкнул Тео. – Знаю, в поцелуях я полный ноль.

Энни с трудом сдержала желание возразить.

– Большинство мужчин ни за что не признались бы в этом.

– Мне всегда не терпится перейти к следующей стадии.

– Как и любому другому мужчине.

У края стола мелькнул черный кончик хвоста, а в следующий миг Ганнибал вспрыгнул на колени к Тео. Тот погладил кота, прежде чем спустить на пол.

Энни ковырнула вилкой кусок мясного рулета на тарелке. Ей больше не хотелось есть, но вместе с голодом исчезла и осторожность.

– Не понимаю. Кажется, ты любишь животных.

Тео не спросил, о чем идет речь. Он знал: они все еще в гроте, но течение изменилось, и капризная погода может выкинуть любой сюрприз. Поднявшись из-за стола, он направился к книжным полкам.

– Как объяснить то, чего не понимаешь сам?

Энни оперлась локтем о стол.

– Кому ты пытался причинить боль? Щенкам? Или мне?

Тео немного помолчал.

– Думаю, в конечном счете, себе самому. – Его ответ ничего не объяснял. – Тебе следовало рассказать мне о наследстве Марии тем же вечером, когда кто-то вломился в дом.

Энни встала, взяв со стола свой бокал.

– Ну да. Ты ведь мне все рассказываешь без утайки.

– Но в меня никто не палит из ружья.

– Я не доверяю… не доверяла тебе.

Тео повернулся к ней. В глазах его сверкал огонек соблазна, но не распутства.

– Если бы ты могла заглянуть сейчас в мои мысли, то получила бы законное основание мне не доверять, потому что множество самых счастливых воспоминаний связано для меня с этой пещерой. Знаю, для тебя все иначе.

Если бы не события той роковой ночи, Энни, возможно, сказала бы о себе то же самое. В голове у нее шумело от вина.

– Трудно испытывать ностальгию по месту, где ты едва не погибла.

– Вполне тебя понимаю.