Герои Шипки
Шрифт:
12 октября 1877 года. Бой за Горный Дубняк. Гравюра 1878 года.
Лубочная картина, посвященная русско-турецкой войне.
РАЗ*! ДВА!. ФРИ!
то и другое является символом стойкости и отваги, символом неколебимого мужества.
Но прошло сто лет, и Шипке стали не нужны какие-то аналогии и символы. Наряду с Фермопилами опа сама стала символом. Символом беспримерной воинской доблести и готовности к самопожертвованию во имя высокой идеи человеческого братства.
Последняя точка
...И
Только на этот раз Николай Григорьевич Столетов уже не «сидел» на Шипке, а поднимался туда, и поднимался не с севера, не из Габрова, а с юга, из Забалканья.
Южный склон перевала в отличие от северного крутой, коням идти трудно, опи постоянно оскользаются, и приходится время от времени останавливаться, чтобы дать им передышку. И в такие мипуты коротких передышек Николаю Григорьевичу начинает казаться, что все, что было у пего в жизни до этого, было как бы приуготовленном к Шипке, что всю свою жизпь он шел к этому своему горному, уносящемуся в самое поднебесье перевалу...
Правильно говорится: неисповедимы паши пути!
Мог ли он думать, мог ли предполагать в годы учения во Владимирской гимназии, что такой в общем-то пустяк, как знакомство с татарским языком, потом неожиданным образом скажется на его военной карьере?!
Сразу же по окончании Севастопольской кампании прапорщик Столетов был направлен в Академию Генерального штаба. Пройдя полный курс академии, Николай Григорьевич уже в чине штабс-капитана получил назначение в главный штаб Кавказской армии.
К месту своей новой службы, в Тифлис, он прибыл летом 1860 года. А вскоре с ним произошел незначительный, в сущности, эпизод, который, однако, имел очень и очень далекие последствия.
Начальник штаба потребовал представить ему всех вновь прибывших па службу лиц. Подойдя в назначенный день к квартире и увидав, что представляться еще рапо, Столетов стал прохаживаться возле дома. Три мест-
97
7 Герои Шипки
ных жителя, как оказалось, черкесы, подошли к нему с расспросами. Он с ними поговорил минут двадцать, а затем вошел в дом, куда уже стали собираться остальные.
Среди представлявшихся генералов и офицеров Столетов оказался самым младшим, поэтому в кабинет начальника штаба он был приглашен последним.
— Это вы часа полтора тому назад перед окнами моей квартиры разговаривали с черкесами? — спросил генерал.
Столетов ответил утвердительно.
— О чем они могли с вами говорить так живо? Они же русского языка вовсе не знают.
— Я говорил с ними по-турецки, их язык очень похож...
— А откуда вы знаете по-турецки?
— Еще в годы учения в гимназии я брал уроки татарского языка вместе с детьми знакомых купцов-татар; впоследствии же интересовался языком и изучал его сам.
— Теперь тоже
Столетов ответил, что имеет такое намерение.
Интерес, который вызвало у генерала знание турецкого языка штабс-капитаном Столетовым, вполне понятен. Трудно удивить было знанием французского. А тут турецкий. Да и не где-нибудь, а здесь, рядом с турецкой границей...
Беседа продолжалась более часа. Генерал расспрашивал Столетова о его прошлом, вспоминал Севастопольскую кампанию. А на прощание сказал, что рад был познакомиться и что знания Столетова очень пригодятся в дальнейшем и ему самому и его начальству, особенно же здесь, на Кавказе.
Слова генерала ободрили молодого офицера. У него даже мелькнула мысль о возможности какого-либо содействия успешному ходу его службы со стороны начальника штаба. Однако уже в следующую минуту мысль эта показалась суетной, а потом и совсем забылась. Да и сам генерал вскоре был вызван в Петербург, где получил на значение на пост товарища военного министра. «Генерал в разговоре сказал большую любезность да, вероятно, тут же и забыл о ней; тем более следует забыть о ней п мне» — так рассудил Столетов.
Однако же генерал оказался памятливым. Был это не кто иной, как Дмитрий Алексеевич Милютин, ставший вскоре военным министром. Заняв этот высокий пост, он вспомнил о молодом офицере, знания которого показались ему еще при первой встрече стоившими внимания.
Служба на Кавказе в должности начальника Зака-тальского округа шла у Столетова успешно. За короткое время он успел заиметь репутацию хорошего администратора и распорядительного военного начальника, получить чин подполковника и ордена Станислава и Владимира.
И все же Милютин посчитал, что наибольшую пользу Столетов может принести своей службой в другом крае — Туркестанском, начавшем к тому времени свое присоединение к России.
Летом 1865 года Столетов переводится в Ташкент.
И здесь он берется за порученное дело со всей присущей ему энергией и обстоятельностью. Он не только близко знакомится с положением дел в Прикаспийском крае и Средней Азии, но и, пользуясь знанием восточных языков, трижды посещает пограничные с Россией Персию и Афганистан.
В 1868 году с особой резкостью обозначилось усиление могущества афганского эмира, заключившего союз с Англией — с одной стороны, и явно враждебные по отношению к России действия хивинского хана — с другой. В связи с этим было принято решение вместе с увеличением войск оренбургского военного округа немедленно занять нашими войсками также и юго-восточный берег Каспийского моря с центром в Красноводске. И начальником экспедиционного корпуса был назначен генерального штаба полковник Столетов.