Герои Шипки
Шрифт:
— Ну, разумеется, так, — сказал главнокомандующий, давая понять, что аудиенция окончена.
Верещагина ждали Скалой и старый Скобелев.
— Вы бы сказали его высочеству, сколько Мишей взято знамен, орудий, а то вы только говорили, что атаковали стройно, с музыкой... — упрекнул художника старик.
— Ну, рассказывал что знал. Об орудиях великий князь узнает и без меня.
Разговор со Скалоном был серьезнее. Тот сообщил художнику, что теперь, когда победа близка, когда турки были на грани разгрома, верхи решили заключить мир.
— Не может быть! — возмутился
— Скажите, — согласился Скалой. — Вы можете...
Верещагин ворвался к главнокомандующему.
— Ваше высочество, я хочу сказать несколько слов!
— Пожалуйста!
— Правда ли, что ваше высочество хотите заключить мир?
— Не я, любезный друг, а Петербург хочет.
— Обойдите как-нибудь приказание.
— Нельзя. Коли прикажут, заключу мир.
— Да это невозможно, не надобно тогда было начинать войну, — горячился художник. — Оборвите телеграфные проволоки, поручите это мне, я все порву... Немыслимо заключать мир иначе, как в Константинополе или по меньшей мере в Адрианополе!
— Где уж нам до Адрианополя дойти! Сухарей и тех нет — интендантство не заготовило. Вы собираетесь обратно к вашему приятелю? Ну, скоро увидимся. Я еду в Шейново. Радецкий, Мирский и ваш Скобелев покажут мне своих молодцев...
Великий князь встал. У него была представительная, высокая фигура. Верещагин откланялся.
Когда он вернулся, Скобелев уже знал о смотре, который собирался сделать главнокомандующий, и готовился к нему. Художник видел, что генерал совершенно растерялся перед этим испытанием, поскольку не знал тонкостей разводов и парадных учений, не знал, где стоять, как командовать... Учил его ординарец, некогда служивший в гвардии.
— Вы, ваше превосходительство, должны выехать и скомандовать...
— Что вы, Василий Васильевич, смеетесь, однако? — перебил его генерал.
— Да как же не смеяться: генерал, перед которым турецкая армия сложила оружие, как школьник заучивает разные слова, приемы, уловки...
Скобелев совсем оробел, когда показался главнокомандующий со свитой. Великий князь еще издали помахал фуражкой Радецкому и закричал:
— Федору Федоровичу, ура!1!
Он обнял и поцеловал Радецкого, повесив ему на шею большой крест и поздравив со званием генерала от инфантерии. Верещагину главнокомандующий весело крикнул:
— Базиль Базилич, здравствуйте!
А Скобелеву он едва кивнул головой. Генерал окончательно смешался и заледенел...
Совсем недавно в архиве Верещагина была найдена такая запись: «Солдаты, видимо, почувствовали невнимание, оказанное их любимому начальнику, они встретили великого князя с таким малым проявлением энтузиазма, кричали «ура» так неохотно, что их холодный прием должен был броситься в глаза; не знаю только, понял ли он, понял ли, что хоть не награда, а один сердечный поцелуй... герою — и солдатские шапки полетели бы вверх не по приказу, как это обыкновенно делается, а от восторга».
15. К берегам Босфора
Все утряслось как-то. Гурко разбил войска Сулейма-на-папш под Филипполем,
— Это что за краснорожие! Видимо, сытые совсем. Слава богу, хоть на мертвецов непохожи.
Выступая, Скобелев звал Верещагина с собой. Художник и рад был бы поехать, да казак при спуске с перевала разбил ящик с краскамп. Требовалось привести все в порядок.
На другое утро пришло известие, что начальник авангарда генерал Струков захватил подожженный турками мост через Марицу, потушил его и занял железнодорожную станцию Семенли. Начальник кавалерии Дохтуров, встретившийся утром Верещагину вместе со Скобелевым, сказал с завистью:
— Посмотрите, пожалуйста, на этого Струкова, куда только он не примажется... Ведь вот победу одержал.
Художник собирался было вступиться за Струкова. Ему нравился спокойный худощавый генерал с громадными усами вразлет. Но Скобелев опередил Верещагина.
— Вы не правы, — возразил он. — Струков обладает высшим качеством начальника в военное время — способностью к ответственной инициативе.
Верещагин выехал к Струкову. Дорога была усеяна отставшими солдатами. Скобелев распорядился не гнать силой переутомившихся и верно рассчитал — дошли все, больных не было. При первой же встрече генерал сказал художнику:
— Знаете, Василий Васильевич, Сулейман-паша идет нам навстречу.
— Откуда вы знаете это?
— Я верные сведения получил, скоро пойдем в битву, не отставайте!
Скобелев за сутки прошел с пехотой восемьдесят верст. Он боялся, что Сулейман-паша, гонимый Гурко, будет прорываться вдоль железной дороги в Адрианополь. Но паша с остатками войск бежал через Родопские горы. Скобелев был весел и устроил пир...
На другой день драгуны Струкова захватили город Германлы. Верещагин был с ними. На станции они увидели поезд, в котором сидели турецкие уполномоченные, томившиеся в страхе. Кругом кипел бой.
Струков и Верещагин вошли в вагон-зал. Их встретили турецкие министр иностранных дел Сервер и министр двора Намык. Первый с широким живым лицом, в европейском пальто и галошах, второй старый совсем, остроносый, в широкой турецкой одежде и с феской на голове. Струков представился как начальник авангардного отряда, а Верещагин как секретарь Струкова. Оба были в бурках и имели диковатый вид, хотя и говорили безукоризненно по-французски.
Струков дипломатично упомянул стойкость турок в сражениях, но министры перебили его, и Сервер спросил напрямик: