Героическая сага. Бульбопанк
Шрифт:
Тарас кивнул.
— Но как?
— Не спрашивай, — ответил он. — Я вряд ли смогу это внятно объяснить. Давайте лучше подумаем, что мы будем делать дальше. Куда девать всех этих людей?
— Я предлагаю вернуться в долину, — вступил Лев. — И заново отстроить деревню. Как-никак, родные места сердцу всегда ближе. А рук у нас теперь много, быстро управимся…
— А с этими что будем делать? — Ласточка показала на солдат. — Тоже к себе возьмём? Или тут оставим?
— Понятия не имею… — Тарас нахмурился. — Давайте попробуем их отваром отпоить, может, и выйдет толк…
— А что с той главтварью
— Я еще не решил. Пока что она жива.
— Это не опасно? — напряглась Энни.
— А что она сделает? — возразил Тарас. — Сама по себе она беспомощна, а тварями теперь управляю я. Так что навредить она никак не сможет.
— А с этим местом что будем делать? — Ласточка обвела рукой всю лабораторию. — Тоже оставим?
— Конечно, оставим. Ты же хотела тут покопаться, знания поискать? Ну вот, пожалуйста. Теперь можешь исследовать, сколько хочешь, и никого не опасаться.
— Правда? — Ласточка просияла. — То есть можно прямо сейчас?
— Да. Но на всякий случай я составлю тебе компанию…
Энни, Лиана и Лев понимающе переглянулись, но никто ничего не сказал.
…Они поднялись на пару этажей и забрели в первый попавшийся кабинет. Здесь было много столов, расположенных вдоль стен. В центре высилось нечто вроде подставки для доски, у дальней стены потолок подпирали шкафы с документацией. В целом, здесь было чисто и довольно уютно. Вероятно, в далеком прошлом в этом месте проводились важные заседания.
Огромные жалюзи на высоких окнах, полуоткрытые, создавали своеобразную атмосферу.
Ласточка увлеченно копалась в бумагах, кипами складывая их на стол. Порой ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы дотянуться до какой-нибудь полки и тогда Тарас мог очень подробно рассмотреть ее фигуру, вытянутую в струну. Он сидел за одним из столов, предположительно — директора или главного заседателя, или кого-то еще, кому полагалось вести собрание.
Девушка иногда поглядывала на него, украдкой поднимая глаза. Эта игра в тайные гляделки нравилась обоим, уединение навевало на мысли о чем-то большем.
— Ты знаешь, — нарушил молчание Тарас. — Я хочу тебя поблагодарить.
— За что? — удивилась Ласточка, и ее тонкие брови изогнулись дугой.
— Как бы это сформулировать… Не знаю. Я ж простой рабочий, словам высоким не обучен. У нас как было… Видишь девку симпатичную, свистишь ей вслед. Она если жопой вильнула, значит, не против. А там уже и слов не надо, всё само получается…
— И что, многим ты вот так свистел?
— Бывало.
— Успешно?
— Когда как.
— Понятно.
— Чёрт, — Тарас поскреб затылок пятерней. — Я вообще о другом хотел сказать.
— А почему-то сказал об этом, — девушка принялась сортировать листы одной из стопок.
Прежде чем заговорить снова, парню пришлось собраться с духом.
— Так вот, — выдохнул Тарас. — Там, в Городе, жизнь совсем скотинья была. А скотинам какая высота, когда говно сплошное под ногами хлюпает да засасывает? Одна отрада — выйти в Город, на праздник пару раз в год, да краем глаза на красивых женщин из центра посмотреть. И вот глядишь на них, и понимаешь, что у тебя такой никогда не будет. Ни-ког-да. И так тошно становится, хоть вой… Может, только из-за этого я и бунтовал, кто знает? А потом,
Ласточка сделала вид, что нашла очень интересный лист бумаги. В тонкой линии солнечного света стало видно, как покраснели мочки ее ушей.
— И так уж вышло, что я с ней рядом провёл много времени. Привязался к ней, как щенок. Любовался исподволь. А она меня поддерживала в минуты сомнений.
Тарас поднялся из-за стола, неторопливо приближаясь к Ласточке. Встав так близко, как ему позволила смелость, он осторожно взял ее руку в свои ладони.
— А однажды, когда я спас её из рук злодея, она спросила меня. Кого имел в виду тот гад, называя моей любимой? Я заволновался и не успел ответить. А потом закрутилось, завертелось, и возможности не представилось больше. И снова злодей похитил её. Он был очень силён, а я проиграл битву. И даже умер. Но там, в глубине смертной тьмы я вспомнил её имя. И только ради неё восстал из мертвых, и сразил гада, и спас любимую из его щупалец. Чтобы сейчас ответить ей на тогдашний вопрос. Моя любимая — это ты, Ласточка.
Тарас поцеловал ей руку, стараясь выглядеть хоть немного не такой деревенщиной, каковым себя чувствовал, но когда он поднял глаза на Ласточку, она уверенно прильнула к его губам.
Впервые за это бесконечное время знакомства, спустя столько всего ужасного и тревожного, можно было с полной уверенностью сказать, что он свободен. Парень ощущал себя именно так, и где-то внутри него даже имелся хороший ответ на предполагаемый вопрос: почему? Потому что когда-то давно от искреннего торжества его удерживало много всяких барьеров. Девушки были разные, но все с каким-то изъяном. И всегда приходилось закрывать на что-то глаза. Делать вид, что чего-то не замечаешь, но в этот момент, когда он осторожно обнял Ласточку за талию, он знал, что рядом с ним идеальное существо.
Ее аромат, ее фигура и лицо — все в ней сквозило природной женственностью, никогда не нуждавшейся в косметике, тоннах вонючей пудры или этой отвратительной на вкус восковой помаде. И духи, что скрывали вонь немытого тела, и вонь хозяйственного мыла — все это было чуждо Ласточке. И Тарас пьянел от осознания того, что можно смело рассматривать ее со всех сторон, смотреть ей в глаза и заливаться внутренним счастьем и торжеством, потому что это была свобода, разделенная на двоих.
Заслуженная многими испытаниями…
…Когда они вернулись на парковку перед лабораторией, там мало что изменилось. Люди все так же отдыхали, предаваясь беззаботным разговорам. Просто более отчетливым стало отделение жителей Надежды от всех остальных. Кое-кто даже умудрился лечь и заснуть.
Тарас и Ласточка вернулись к своим, и еще издали стало видно, что Энни взволнованно разговаривала с каким-то мужиком из спасённых пленных. Увидев Тараса, Дангер нетерпеливо помахала ему рукой, призывая подойти.
Но тут рабочего накрыло приливом ощущений, которых ему приходилось испытывать не раз. Вновь пространство подернулось черным муаром, скукожилось и загустело. В голове воцарился звон, сосредоточивший сознание в одной точке, медленно растянувшейся в бесконечный тоннель, ведущий в чье-то чужое сознание.