Героический эпос народов СССР. Том второй
Шрифт:
Удальцы в одночасье доложили Кёр-оглы, что прибыл ашуг эрзерумского Джафар-паши, знаменитый Джунун.
Кёр-оглы с добрым словом вышел ему навстречу, взял под руку и, как почетного гостя, провел в свои покои.
После взаимных приветствий были расставлены на дорогой скатерти всевозможные яства. Кёр-оглы проявил такое радушие, какого Джунун отродясь не видывал. Ровно пятнадцать дней и пятнадцать ночей гостил эрзерумский ашуг в доме Кёр-оглы. Ел, пил, играл на сазе, распевал любимые песни, шутил с удальцами. На шестнадцатой заре он сказал Кёр-оглы:
— Отчаянный Кёр-оглы, пятнадцать дней я обременял тебя
— Любезный Джунун, прошу тебя, не уезжай! — отвечал ашугу Кёр-оглы. — Живи здесь, будь другом нашим!
— Благодарю тебя, Кёр-оглы, я немало сказов слышал о тебе. Одни тебя — хвалили, другие — хулили. Но лучше один раз увидеть самому, чем сто раз услышать от других. Остаться у тебя навсегда было бы праздником для сердца моего, но неволен покуда так поступить. Я — ашуг, а у таких, как я, не в правилах забывать людей, чей хлеб-соль они ели. Для того чтобы перейти к тебе, я обязан испросить позволения человека, хлеб которого ел до этого.
— Воля твоя, ашуг, — вздохнул Кёр-оглы — Если уйти решил — иди! Но помни: не обольщайся благосклонностью пашей и ханов. Мой отец тоже всю жизнь верой и правдой служил Гасанхану, а под конец получил награду: повелел хан вырвать ему глаза. Желаешь вернуться — возвращайся, но если Джафар-паша притеснять тебя станет, помни: мой дом — твой дом!
Приложив ладони ко лбу и сердцу, поблагодарил ашуг великодушного Кёр-оглы. А когда попрощался он с лихими удальцами и луноликой Нигяр-ханум и вышел на дорогу, чтобы пуститься в обратный путь, Дели-Мехтер подвел к нему оседланного скакуна.
— Садись, ашуг, верхом быстрей доберешься! — сказал Кёр-оглы.
Скромный ашуг отвечал, что не может принять такого дорогого подарка, но Кёр-оглы настаивал принять его дар:
— Этого оседланного скакуна дарит тебе Нигяр-ханум, в переметной суме шелковый мешочек, а в нем сто золотых, — передашь их своей семье.
Дели-Гасан подал стремя, а Демирчи-оглы посадил ашуга в седло. Джунун сердечно поблагодарил Нигяр-ханум и пустил коня в сторону Эрзерума.
Пожелаем ашугу счастливого пути. Пусть он скачет в Эрзерум, а я тем временем расскажу вам о Телли-ханум.
Телли-ханум приходилась родной сестрой Джафар-паше. Была она стройна, лицом красива, а храбрости ее мог позавидовать даже мужчина. Ходила стоустая молва меж людей о том, что однажды Джафар-паша приказал возвести дворец в саду, окружить его сорока стенами и заточить там Телли-ханум. Этот дворец был так охраняем, что и птица не могла бы проникнуть в него или вылететь оттуда. Томилась девушка своим заточением, но не смела перечить брату. Как-то раз сидела она, печальная, в светелке своей, вдруг вбежала запыхавшись одна из прислужниц и выпалила:
— Ханум, что ты сидишь? Ашуг Джунун возвратился из Ченлибеля от удалого Кёр-оглы. Не с пустыми руками вернулся он: на гнедом иноходце дареном и со ста золотыми туманами.
— Ступай позови его, — приказала Телли-ханум. — Пусть поведает, что это за человек Кёр-оглы. Постарайся так провести ашуга в мои покои, чтобы ни одна душа о том не проведала. Будь осторожна, если прознает брат мой, что встречалась я с ашугом, он сдерет с тебя и меня шкуры, велит набить их соломой и сделать чучела.
Шустрая служанка пришла в восторг от таких слов. Опрометью кинулась она за
Он никогда раньше не видел Телли-ханум, только слышал о ней. Пером не описать, как поражен был вошедший дивной красотой этой девушки. Столь прекрасна она была, что, казалось, говорила луне: "Ты не выходи — я выйду", — реке говорила: "Скройся — я течь буду". Поклонился Джунун и присел в сторонке.
— Ашуг, — обратилась к нему Телли-ханум, — слышала я, что ходил ты в Ченлибель, правда ли это?
— Да, ханум, правда!
— А видел ли ты Кёр-оглы?
— Да, ханум, видел. Пятнадцать дней и ночей гостил у него.
— Ну, поведай, что он за человек? Столько о нем говорят разного, доброго и худого, были то, небылицы ли?
Плененный красой Телли-ханум, взял ашуг свой саз, коснулся его чутких струн и молвил:
— Прекрасная Телли-ханум, из груди моей рвется песня, дозволь вначале спеть ее, а потом я спою о Кёр-оглы.
— Будь по-твоему: пой!
Послушаем, что спел Джунун.
"Красавиц всех я перечесть не в силах, Но их успех затмить смогла одна. Немало дев нарядных, стройных, милых, Но стать соколья только ей дана. Она красноречивей попугая, Сандаловые пальчики нежны. И чернью кос так может ли другая Блистать при свете солнца и луны? Готов храбрец, моря пересекая, Гнать иноходца, ловчему под стать, Чтобы газель прекрасная такая Могла всю жизнь ему принадлежать".Телли-ханум поняла, что, говоря о храбром ловчем, Джунун намекает на Кёр-оглы, и сказала:
— О почтенный ашуг, не скажешь ли ты, кто это лихой удалец, который решился бы на подобную охоту?
И Джунун запел снова.
"Живет в Ченлибеле подоблачном он, Лихой Кёр-оглы — знаменитый стрелок, Что в царственный пурпур всегда обряжен И в золоте носит дамасский клинок. Двузубым копьем рассекает он темь, Взъяренным верблюдом кидаясь вперед. Семь тысяч семьсот и одиннадцать семь Наездников в бой за собою ведет. Когда побивает врагов он своих, К седлу прикрепляет он головы их. И семьдесят режет баранов в отаре. На праздник гостей пригласив дорогих. И если бы я в этот дом не проник, В душе моей пламень любви не возник. Поверь, сокрушит даже камень скалы, Решившись похитить тебя, Кёр-оглы".