Героинщики

Уэлш Ирвин

Что сказать, Ральфи совсем охуел, он хочет, чтобы все работали на него до самой ночи. Я очень люблю заниматься обычной, простой столярной работой, но сегодня - суббота, к тому же еще рано, поэтому к работе меня за уши не притянешь.

У Ральфи самая тупая рожа в мире, похожая на гротескную маску настоящему неудачника. Такие огромные челюсти, напоминающие вагину, а его орлиный нос, который нависает над всей этой красотой, Лес вообще называет «огромным клитором». До полной картине добавьте то, что рот у него, как бы это сказать, с пол-лица, будто идет с юга на север. Лес однажды окрестил его «тот пиздоголовый упырь».

И это так метко! Именно так он и

выглядит! И эту личину он носит с гордостью, будто принял участие в нескольких старых добрых драках, в дополнение подстригая себе и так редеющие волосы на затылке так, что чем-то напоминает бразильца. Он все время жалуется, опустив свой клитороподобный клюв, и все, о чем я могу думать в это время, - это неизбежно всенощное бодрствовании в Блэкпуле.

– Ты закончи эти плинтусы можно скорее, Марк, сегодня же ночью, чтобы передать их Терри и Кену, чтобы те приладили их на хуй утром. Это верное дело.

Ну конечно.

Я работаю здесь временно, но Ральфи всю работу сваливает на меня. будто мне больше всех надо или вообще мне не насрать на то, что он называет «верным делом». Но на самом деле верно лишь то, что он жалкая, сопливая тварь, один из малых предпринимателей, которых так сильно любит Тэтчер; скупой, духовно мертвый штрейкбрехерский мудила, который постоянно кричит о том, как «надрывается на работе ради своей семьи». Как бы мы хотели никогда не слышать этих лирических отступлений! Однако нам никогда не удавалось избавиться от этого удовольствия. Но он, этот подонок, всегда забывает, что нам повезло встретиться с его семьей: толстой, пустой бабищей и уродливым мутантоподобным потомком. Тогда мы все подумали: на хуй такая семья, такой нечеловеческий груз. Твоя семья - ебаные паразиты, которых надо уничтожить, пока они не заставили тебя сдохнуть на работе, и которые превратят этот мир в еще более невыносимое, скучное и плохо место, чем он есть сейчас. Так выбрось из своей жизни на хуй этот мусор, ты, проклятый выродок.

Я хочу по полной использовать замечательные возможности, которые предоставляет мне эта летняя подработка у моего бывшего босса, прежде чем возвращаться к учебе.

– Мне пора идти, Ральф.

– Мне тоже, - вмешивается Дэйви Митчелл, подойдя ближе.
– Есть дела.

И это подводит старого козла к тому, что на его пиздоподобном лице подбородок начинает ходуном ходить. В глазах Ральфи видится боль. Это как он застукал нас за тем, как мы таскаем домашние хрустящие чипсы с тарелки его ребенка с пальцами, похожими на сосиски.

– Не злись, сегодня суббота, - приходит на помощь Лес.

Лес - толстый неудачник с редеющими белокурыми волосами и красным, как у пьяницы, лицом, примерно одного возраста с моим отцом; он всегда недоволен всем на свете.

– Даже малый Боб сегодня на свидание идет, в кино, так, парень?
– продолжайте он.

У Бобби всегда слащаво сияет улыбка на морде, в его карих девичьих глазах горит баламутство, когда их изредка можно увидеть из-под длиннющих волос.

– Да. Сегодня поорудую пальцами у своей птички, - смеется он, и его громкий солдафонский дерзкий смех разносится гаражом - такой заразительный, что мы не можем к нему не присоединиться, шокируя Ральфи до глубины души.

Мы замечаем, как пристально последний смотрит на грязные ногти Бобби, представляю, как они разрывают девственную плеву его дочери-подростка в последнем ряду кинотеатра.

– Ну-ка, ребята, - ноет он под аккомпанемент замечательного последнего звука, с которым мы сбрасываем свои инструменты в ящики.
– Вы можете остаться хотя бы на часок-другой!

Мы

смотрим в пол, упаковывая орудия. Лес напевает что-то из Синатры или просто похожее на него.
– ... Уйти, оставить кого-то, кто для тебя значит что-то ...

Ральфи стоит руки в боки:

– Марк, - просит он, - ты меня никогда не бросал, друг ...

Я всегда его бросаю, если честно, и об этом как ничто другое свидетельствует тот факт, что меня вообще не было в Абердине целый год. Но его трогательный, совсем неавторитетный призыв остался без внимания. Он забывает, что когда я попросил у него отгул на понедельник, чтобы присоединиться к пикетчикам, он ответил мне как есть:

– О, как это тебя похоже. Поехать поддерживать всевозможных дармоедов, не хочешь работать, когда здесь такое огромное количество работы остается.

Поэтому иди на хуй, пиздоголовый, свою работу я уже сделал, потому спокойненько выбираюсь отсюда.

– Я иду, - грустно отвечаю я, потом прячу свои инструменты, таращю глаза и пою в манере Джорджа Формби: - Мне уже ча-а-ас к сердцу ми-и илого Ланкастера ...

Лес и Бобби начинают играть на мнимых гавайских гитарах, и мы все наслаждаемся этим мгновением, но даже не собираемся оставаться еще на час.

Радостно покинув ноющего мудилу, мы перебрасываем пару рюмок в гамильтонском порту. Слишком быстро глотаем это пойло, после чего, по-моему, пора домой, переодеваться и встречаться с парнями.

Томми, Кизбо, Второй Призер и я отправляемся на тусовку в Блэкпуле в машине Тэма. Я ставлю кассету, и начинает звучать «It's All Over Ме» Отиса Блеквела.

На севере вообще довольно трудно найти место, где можно отвести душу, а клуб «Казино Уиган», столь популярный в наши молодые времена, потерян навсегда.

Однако эта ночь все равно выйдет на славу, потому что ее устраивают настоящие местные жители Блэкпула - Мекки всех тусовщиков. Тэм все время за рулем, хвастается своей прической, популярной среди футболистов семидесятых; я сижу сзади с Кизбо. Сижу довольно странно, потому что из-за боли в долбаный спине стараюсь переносить вес на левую половинку своего шотландского зада. Мой сосед, видимо, не самый популярный человек среди местных, так как этот толстый говнюк занимает слишком много места, ему приходится тесно прижимать руки к груди, чтобы поместиться на сиденье, поэтому он похож на рыжего Будду. У Второго Призера стрижка вообще первоклассная, с ней он выглядит круче, чем есть на самом деле, потому что она подчеркивает его твердые черты лица и острые скулы; видимо, поэтому он сидит спереди, рядом с водителем, будто охранник важной персоны. Они с Кизбо бухают, с особым старанием это делает и Призер, а я, в свою очередь, делаю вид, будто тоже не отстаю от них, но незаметно закрываю языком горло бутылки с водкой так, чтобы она не попадала мне в рот. Я вообще не люблю водку, а сегодня особенно хочу остаться трезвым, чтобы на полную насладиться время на танцполе и выпить уже в баре «Лу Рид».

Толстая, мясистая шея Кизбо, усыпанная веснушками, будто нависает над его плечами, как шлем Дарта Вейдера. У него хорошие рыжие волосы, но в такой бешеном количестве, они, вероятно, никогда не испортятся и не выпадут; совсем не похожи на мои - тонкие и жидкие. На нем слаксы с широким, слишком высоко расположенного им поясом, которые вообще никому не идут, а этого толстого подонка и совсем портят. Томми уже отпустил пару комментариев по поводу этой «моды Горги». Конечно, как и следовало ожидать, Кизбо просит остановиться, чтобы купить чипсов, как только мы выезжаем за пределы Эдинбурга.