Героиня второго плана
Шрифт:
– Знакома, – непонятно зачем подтвердила Майя.
Ничто в ее натуре не предполагало склонности к разговорам с незнакомыми и, судя по всему, бесцеремонными людьми о том, что их совершенно не касается.
– Я увидела, что он с вами переписывался, – сказала эта Инга. – Зашла к нему на Фейсбук, я случайно знала пароль, и прочитала сообщения. Это правда случайно вышло, то есть не случайно, а потому что я искала кого-нибудь. И увидела, он вам писал, что хотел бы с вами встретиться, и вы согласились встретиться. Это давно уже было, но все-таки.
– Инга, – сказала Майя, –
Да, странная у него дочь. На него, во всяком случае, не похожа. Трудно вообразить, чтобы он высказывался о чем бы то ни было таким невнятным образом.
– Я и сама не знаю, при чем или ни при чем, – сказала Инга. – Вы меня извините, пожалуйста, я очень волнуюсь. Дело в том, что папа попал в катастрофу на машине. Вместе с мамой, то есть не вместе, но они оба попали, и она погибла, а он… А я не могу прямо сегодня приехать, вот в чем дело!
Только теперь Майя расслышала, что ее собеседница сдерживает слезы. И не может сдержать.
– Инга, – сказала она, – не плачьте, пожалуйста. Я понимаю, что вы волнуетесь. Но все-таки скажите мне ясно: где сейчас ваш папа?
– В больнице, – в самом деле спокойнее ответила та. – Он в Склифосовского. А я в Индии. И не могу приехать сегодня же. Это невозможно, понимаете?
«Не понимаю», – хотела ответить Майя.
Но промолчала.
– Он в реанимации, туда все равно не пускают, – сказала Инга. – Да если бы меня и пустили, что я смогла бы сделать?
– Думаю, ничего, – сказала Майя.
Она действительно так думала. После трех минут разговора с Ингой трудно было бы думать иначе.
– Но вдруг выяснилось, что ему нужны продукты. Специальные, для питания через трубочку. Врач говорил, ничего не нужно и к папе меня все равно не пустят, потому я и решила приехать через три дня, тогда, наверное, пустят, сказали. Я уже взяла билет, и вдруг врач перезванивает и говорит про эти продукты. А я не знаю, к кому обратиться, и вот нашла вас.
– Вы знаете, как эти продукты называются? – спросила Майя.
Спрашивать Ингу о чем-либо еще она не хотела. Или не могла. Она не понимала своего состояния. Да и не пыталась понять.
– Врач мне продиктовал. Я вам сейчас пришлю!
– Скажите – я запомню.
Названий оказалось всего три, Майя в самом деле запомнила их сразу. У нее вообще была хорошая память.
– Я вам позвоню, Инга, – сказала она. – После того как встречусь с врачом. Как его фамилия?
– Чердынцев Константин Николаевич, – ответила Инга. – Он знакомый, и телефон свой дал. Только я забыла спросить, в какой он реанимации, – растерянно добавила она. – А в Склифосовского не одна ведь.
– Телефон врача мне пришлите, пожалуйста. В какой реанимации, я узнаю, – сказала Майя. И повторила: – Потом вам позвоню.
Инга говорила что-то еще, но уже незначащее – о том, как она благодарна, и что это только на три дня, а потом она сама приедет и деньги сразу отдаст…
Майя вышла из квартиры. Где продаются продукты, которыми кормят больных в реанимации, она посмотрела,
Не зря она заметила однажды, что из жизни исчезло многое, затруднявшее ее прежде. Абсолютная стала жизнь. Не жизнь, а голая правда.
Все эти мысли возникали у Майи в голове, как острова на карте. И только они были ясны и определенны в сплошной массе океана.
Да, именно океан захлестывал ее сейчас изнутри. Все в нем было смутно и страшно, и невозможно было человеческому существу с этим безграничным хаосом себя соотнести.
К тому же ее била дрожь. Сначала она подумала, что от холода, но в такси включена была печка, и по тому, что капли пота выступили на лбу, Майя поняла, что ей даже жарко. Она сняла шляпку и только тогда поняла, что зачем-то надела ее, выходя из квартиры. Да ни за чем, машинально, просто в руках держала.
«Он может умереть. Может быть, уже умер».
Эта мысль была так проста и страшна, что по сравнению с ней меркли любые мысли, которые у нее могли бы возникнуть о нем, и точно возникли бы, если бы она ехала сейчас не в реанимацию.
Куда угодно, только не в реанимацию.
Константин Николаевич Чердынцев произнес по телефону ровно две фразы:
– Поднимайтесь. Пропуск сейчас закажу.
Потом спросил ее фамилию и назвал номер реанимации.
Он был невысокий, узкоплечий и выглядел то ли сосредоточенным, то ли усталым, а может, то и другое вместе. Или, может, ни то ни другое. Майя не могла сейчас в этом разобраться. Этот врач, вышедший к ней из-за раздвинувшихся дверей реанимации, отобразился в ее сознании только как взгляд и голос. Ни во взгляде, ни в голосе не было мрачной тяжести, это показалось ей главным.
Протягивая ему пакет с продуктами, Майя хотела спросить, как чувствует себя Арсений, но спросила совсем другое:
– Можно его увидеть?
Она боялась, врач спросит, кем она приходится пациенту, но он не спросил.
– Пойдемте, – сказал Чердынцев. – Только он сейчас сильно загружен, имейте в виду.
– Чем загружен? – не поняла Майя.
«Работает он там, что ли? – мелькнуло у нее в голове. – Или я неправильно расслышала?»
– Лекарствами, – ответил Чердынцев. – От болевого шока. А так-то голова у него цела, потому и предупреждаю. Чтобы вы не испугались, что он не вполне адекватный.
Она не знала, пспугается ли. Всего какой-нибудь час назад она вообще не вспоминала об Арсении. Или ей казалось, что не вспоминает?
Она никогда не бывала даже в больнице, не то что в реанимации. Все ее родные и друзья были здоровы, ни с кем из них никогда не случалось ничего такого, что требовало бы серьезного лечения. И поэтому Майя не понимала: может быть, то, что она чувствует сейчас, не относится именно к Арсению, может, то же самое она чувствовала бы по отношению к любому знакомому человеку, которому понадобилась ее помощь, а может, и к незнакомому тоже, и она испытывает просто жалость, совершенно естественную?