Герой не нашего времени. Эпизод I
Шрифт:
– Но среди них могут быть и…
– Семиты их навсегда испортили, – пресекая невысказанный вопрос, пояснил присутствующий здесь инструктор роты пропаганды.
По законам рейха в немецкий народ входили шесть рас. Одна из них – восточно-балтийская. Её представители жили и в славянских землях. Особенно много на севере, где Нева впадает в Балтийское море, а Двина – в Северное море. Но если фюрер считает именно так, значит, ему виднее. В конце концов, они люди маленькие и далеки от высоких сфер политики. Их дело выполнить приказ, огнём и мечом смести очередное препятствие для
– Не забывайте всегда снимать ремень, – сострил доктор, желая свести всё к шутке. – Если попадётся девица, то вместо галифе должна упасть юбка.
Все сразу заулыбались. Бабы-комиссары – экзотика русской кампании. Женщинам нет места на фронте! Дети, кухня и церковь – вот удел материнских воспроизводителей нации.
Новые приказы вызвали двойственное чувство. Впрочем, на войне как на войне. Там не место морали, внушённой родителями в родном Фатерлянде. Жестокость необходима. Вовремя проявленная, она даёт поразительный эффект, уменьшая потери. Но всякая такая акция должна обязательно проходить под контролем командования.
Случаи, когда разгорячённые боем солдаты приканчивали пленных, неизбежны в любой войне. Но в Европе они сразу пресекались, иначе командиру грозил полевой суд. Неконтролируемая бесчеловечность неизбежно превращает армию в банду патологических убийц, способных воевать лишь с подобными себе ублюдками, а метко стрелять – только по беззащитным людям. Участие в акциях устрашения не укрепляет, а разрушает психику.
Вермахт победоносен, пока превосходит врага не только организацией, но и железной дисциплиной. Но сегодня из Европы они вторгаются на варварский восток, мир отсталый, дикий и убогий, несколько тысячелетий уважавший одну жестокость и силу. Насилие против них есть благо для будущего.
Немцев слишком мало для этой заражённой жидовским большевизмом страны. Чтобы победить, азиатам сразу следует внушить страх и ужас. Проявление солдатского товарищества с врагом тут не допустимо.
Никто особо не возмутился. Кто-то выразил беспокойство возможным падением дисциплины, а кто-то обратил внимание на время, необходимое для солдат, чтобы осознать новую обстановку.
– Всё, господа, я закончил, дальше можете общаться, но, простите, без меня.
Кон захлопнул папку и сунул её в портфель. Документы предназначены только для офицеров, а приказ о вторжении и необходимые инструкции солдатам зачитают сразу, как стемнеет.
– Эрих! Останьтесь с нами! Зачем торопиться?
– У меня скоро будут гости, – улыбнулся гауптман и посмотрел на часы: личная карьера занимала Эриха теперь больше, чем собственный батальон. Может, визитёры объяснят, почему его не наказали?
– Секунду! Памятный снимок! – вмешался доктор.
Беккер считал себя летописцем батальона и желал запечатлеть на «лейку» все значимые события. Впрочем, фотоаппарат носили многие. Они меняли будущее Германии, делая её великой, и каждый мечтал увековечить свою маленькую роль в истории.
– Хорошо, только пять минут.
Офицеры встали около стола, на котором неугомонный ветеринар выставил табличку с аккуратно выведенными цифрами «21.06.41».
…Час назад в разведбатальоне зазвонил телефон, предрекая
Каттерфельда вместе с командиром батальона пионеров [114] и начальником штаба полка, назначенного первым к переправе через Буг, гауптман встретил на наблюдательной вышке, за последние три дня наращенной ещё на пять метров.
114
Пионеры – сапёры; среди них есть ещё и штурмовые пионеры, штурмпионеры – так в вермахте именовали сапёров, часто опережавших пехоту.
Гости расстелили карту и, сверяясь с местностью, стали что-то на неё наносить. Перед Эрихом постепенно возникала подробная схема русской обороны.
– Ваш русский друг довольно занятная личность. На вашем месте я бы уступил ему девушку, – усмехнулся барон. – Похоже, он это заслужил.
– На каком моём месте? – решил уточнить гауптман.
– Сначала вам придётся научиться пить по-русски и постоянно закусывать. Иначе вам никогда не сделать карьеру в новой кампании.
– Это что, всё он? – поразился Кон, кивая на карту. – Неужели вы доверяете такому прохвосту?
Каттерфельд посмотрел на гауптмана, как на ребёнка. Если информация имеет все признаки правдивости, ей надо пользоваться, избегая личных пристрастий.
В ответ Эрих непроизвольно залился краской, думая: вот что значит обер-лейтенант абвера. Оказалось, что погоны – это далеко не всё. Рыцари плаща и кинжала могут не иметь высоких званий, зато с их мнением обязательно считаются даже полковники.
– Конечно нет, – ответил барон. – Что мы о нём знаем? То, что Ненашев когда-то жил в Германии, неглуп, тактически грамотен, умеет играть на самолюбии собеседника и очаровывает манерами прекрасных польских дам. Я бы даже сказал, что он – агент ОГПУ со специальным заданием завербовать именно вас.
Лицо гауптмана теперь просто пылало. Иносказательно ему объяснили всё.
– Думаете, дезинформация?
– Возможно. – Абверовец пожал плечами и иронично продолжил: – Но поясните мне, зачем настолько одарённая личность присутствует в окопах, зная, что его скоро лагерь сметут артогнём?
– Чёрт побери, я не знаю!
– Вам следует учить историю России, – пряча в седеющие усы улыбку, ответил барон. – Там никогда не любили власть, но большевики чем-то очень хорошо досадили Ненашеву или его родителям.
– Хотите сказать, он думает, что мы вернём ему всё?
– Пусть думает. А вам стоит научиться разговаривать с потомками русских дворян. В тот вечер я был далеко не на вашей стороне. Как раз такие люди, как Ненашев, очень нужны рейху. Или хотите сами взять в руки палку и кнут? Вам же внушали, какой поступок отвратителен для свободного человека!
Гауптман, понимая правоту, промолчал. Меньше всего он желал видеть эту человекоподобную гориллу в союзниках.
Так за что же он его ненавидит?