Герой поневоле
Шрифт:
«Как здорово, что ты есть», — сказала она, обращаясь к поляне. Здесь и сейчас она никак не могла представить, что навсегда покинет Альтиплано. Лошадь паслась в нескольких шагах от нее. Навострив уши, животное продолжало щипать траву.
Эсмей легла на бок и принялась разглядывать цветы. Она вспоминала их названия. Некоторые были исконными растениями планеты, другие специально выведены с помощью линий генов Террана. Розовые, желтые, белые, несколько малюсеньких сине-фиолетовых звездочек, она сама назвала их «звездами желаний». Она веем-веем цветам давала свои собственные имена, заимствуя названия из старинных рассказов. Ей нравились названия «колокольчик», «розмарин»,
Она обернулась и взглянула на лошадь. Та спокойно паслась, даже ухом не вела. Эсмей снова положила голову на руку. Она чувствовала, как припекает солнце. Она почувствовала, как расслабляется, так она не расслаблялась с самого своего приезда, а может, и много дольше. Глаза закрылись сами собой, она уткнулась лицом в душистую траву, чтобы солнце не светило в глаза…
Вдруг она дернулась и закричала, потому что над ней склонилась какая-то тень. Вскакивая на ноги, она поняла, что это всего-навсего лошадь. Животное фыркнуло и тоже в страхе отпрянуло от нее.
«Она просто хотела, чтобы я ее приласкала», — успокаивала себя Эсмей. Сердце бешено стучало в груди, живот сводило от пережитого страха. Лошадь остановилась в нескольких шагах и внимательно наблюдала за ней, насторожив уши.
— Ты меня испугала, — сказала ей Эсмей. Лошадь ответила глубоким многозначительным вздохом. — «Ты меня тоже», — словно говорил этот вздох. — Твоя тень, — уточнила Эсмей. — Извини.
Она огляделась. Проспала она как минимум час, а скорее, и целых два и чувствовала, что одно ухо у нее обгорело. У нее была с собой шляпа, но она оставила ее в сумке. Идиотка.
Когда сердце успокоилось, она почувствовала себя намного лучше. По крайней мере отдохнувшей. Пора есть, напомнил о себе желудок. Она вернулась к камню, разминая по дороге руки и ноги, взяла шляпу и сумку с обедом и вернулась назад, на солнце. Теперь она готова съесть те пирожки с мясом, а лошадь с удовольствием пожует яблоки.
После еды она спустилась вниз по ручью и снова задумалась. Она приехала домой, выяснила всю правду, это не убило ее. Хотя и причинило большую боль. Она знала, что боль так быстро не пройдет, но она выжила в первый самый страшный этап, как выжила тогда, в детстве, после самого нападения. Самочувствие у нее, конечно, неважное, но опасность исчезнуть, раствориться миновала.
Готова ли она расстаться со всем этим, с этой прекрасной долиной, которая столь часто помогала ей вернуться назад к жизни, к здравому смыслу? У ног журчал и плескался ручеек, она присела и опустила руки в ледяную воду. Она обожала звук плещущейся воды, резкий запах трав на берегу, саму ледяную воду. Она даже наклонилась и вдоволь напилась. Ей так нравился звук, когда камни трутся друг о друга, если встать на один из них.
Теперь ей не нужно принимать решения. Впереди у нее годы… Если она останется во Флоте, если она пройдет процесс омоложения, впереди у нее будет много-много лет. Умрет отец, умрут все, кто предал ее, и тогда она сможет вернуться домой, в эту долину, и будет все так же молода и сможет так же наслаждаться окружающим ее миром. Она сможет построить хижину и спокойно жить здесь. И не обязательно при возвращении испытывать боль. Пройдет много времени, и оно пойдет ей на пользу.
На фоне этих мыслей ярко встало лицо двоюродной сестры Люси. Люси, которая готова была рисковать,
Ей бы хотелось дружить с Люси, быть с ней партнерами. Люси так прислушивалась к ее словам, как никто в семье никогда не прислушивался к ней.
— Это несправедливо, — сказала она, обращаясь к деревьям, горным склонам и журчащей воде. Порыв ледяного ветра остудил ее. Как глупо! Разве в жизни что-нибудь бывает по справедливости? «Он обманул меня!» — внезапно прокричала она. Лошадь вскинула морду, развернула уши по направлению к ней, где-то вверх по течению зашумели сойки и с шумом перелетели в гущу деревьев.
Затем все снова успокоилось. Лошадь все еще подозрительно поглядывала на нее — так смотрит жертва на хищника, но сойки улетели, их ругань смолкла вдалеке Снова журчала вода, ветерок то успокаивался, то снова поднимался, словно дышало какое-то большое, больше гор, существо. Эсмей почувствовала, как вместе с ветерком улетучивается и ее гнев, не то чтобы он ушел совсем, но перестал быть таким всеподавляющим.
Еще около часа она бродила по своей поляне, и настроение ее менялось, как меняются облака на небе. Приятные воспоминания детских поездок… Вот она учится взбираться по валунам внизу скалы, вот в выступе на берегу небольшого озерка она нашла редкую саламандру с огненно-красным хвостом. Эти воспоминания сменялись другими воспоминаниями, плохими. Она подумала, что неплохо было бы взобраться на скалу, но ведь она не взяла с собой никакого снаряжения, а ноги и так устали от долгой езды верхом.
Наконец, когда полуденные тени стали удлиняться, она снова оседлала лошадь. Она поймала себя на том, что думает, рассказал ли отец папаше Стефану… или только прабабушке. Ей хотелось разгневаться на прабабушку — почему та не настояла на своем… Но Эсмей уже использовала весь запас гнева на отца. А кроме того, когда ее привезли тогда из больницы, прабабушки в доме вообще не было. Может, именно из-за этого она и переехала или ее переселили?
«Я все еще глупый ребенок, — сказала она лошади, расплетая путы и готовясь сесть в седло. Лошадь внимательно смотрела на нее. — Да, и я сильно напугала тебя, так? Суизы себя так не ведут, и ты это знаешь».
Она ехала по затененной тропинке вдоль берега ручья и все думала, думала. Кто еще из родственников знает правду или знал? Кому, кроме Люси, может она доверять?
Когда она добралась до верхних пастбищ, там еще ярко светило солнце, тень от гор не доходила сюда. Она заметила, как далеко к югу медленно двигается большое стадо. Вот постройки эстансии, окруженные зелеными деревьями, словно детские, ярко раскрашенные игрушки. Непонятно по какой причине, но она почувствовала прилив радости, радость передалась и лошади, и та побежала рысью. Эсмей больше не чувствовала тяжести в теле. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она пришпорила лошадь и пустила ее в галоп, сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Лицо обжигал ветер, волосы развевались на ветру, она ощущала, как натянута каждая отдельная волосинка, а сила летящей в галопе лошади передалась ей и подняла ее над страхом и гневом.