Герой Саламина
Шрифт:
И вспомнила: когда Фемистокла судили, то его обвинили в том, что он связан с Павсанием. Павсаний писал ему, уговаривал вместе с ним перейти к персам. Не подняли бы теперь враги Фемистокла это старое дело…
Днем пришли со стадия сыновья, смущенные, чуть ли не со слезами в глазах. Старший молчал, а младший тотчас подступил к матери:
— Мама, люди говорят, что наш отец тоже изменник!
Архиппа побледнела, но спросила спокойным голосом:
— Какие люди? И почему они так говорят? Сын Лаомедонта говорит.
— Лаомедонт — друг Кимона. А Кимон, как тебе известно,
— Я не обращаю.
— Он не обращает, — сказал старший, — он только ударил его несколько раз, этого сына Лаомедонта.
— О боги! — вздохнула Архиппа. — Боюсь, что скоро вам, сыновья мои, придется драться со всеми Афинами! О Гера, защити мою семью!
А вечером пришел Эпикрат. Поздоровался без улыбки, глаза его были сумрачны. Архиппа приняла его в мегароне мужа.
— Что еще случилось, Эпикрат?
— Пока ничего не случилось, Архиппа. Но недобрые идут слухи. Боюсь, что враги Фемистокла постараются припомнить ему письмо Павсания.
— Так я и знала! Но ведь он же не скрыл этого письма! Он же сказал тогда: «Если бы я был связан с Павсанием, ему незачем было бы уговаривать меня». А теперь — опять?
— А теперь — опять.
— Что же будет с ним, Эпикрат? Неужели в Афинах все забыли, что сделал для них Фемистокл?
— В Афинах не забыли. Но слухи идут из Спарты. На Спарту легло такое черное пятно. Так им нужно, чтобы такое пятно легло и на Афины. Но подождем, Архиппа, может быть, все это минует нас…
— А если не минует?
— Будем спасать его. У Фемистокла ведь не только враги в Афинах, но есть и друзья.
— Не оставляйте нас, Эпикрат!
— Друзей об этом не просят, Архиппа!
Это было смутное и тревожное время для семьи Фемистокла. Каждый день ждали беды. Иногда казалось, что разговоры и пересуды затихают. А потом — новая сплетня, новая клевета. И уже все меньше друзей у Архиппы, уже все меньше знакомых, посещающих ее дом. Проходили мрачные, томительные дни, месяцы… Вот уж и еще год прошел. В Спарте не умолкали враждебные Фемистоклу голоса. Искали доказательств его связи с Павсанием. Доказательств не было. Но ведь Фемистокл знал, что Павсаний замыслил измену, а если знал, то почему не выдал Павсания?
И вот в Афины явились спартанские послы. — Афиняне видели, как, суровые, хмурые, непреклонные, они проследовали в пританею.
— Сыновья мои, не ходите никуда, — уговаривала детей Архиппа, чувствуя, что подступило то страшное, что решит судьбу их всех — и Архиппы, и детей, и самого Фемистокла. Спартанцы, конечно, пришли обвинять его. Но неужели в Афинах так и не найдется честных людей, чтобы его защитить?
«А кто защитит? — с горечью думала Архиппа. — Аристид? Но он первый поддержит спартанцев. Кимон? Но он лучший друг Спарты. А кто поспорит с ними? Они сейчас самые сильные люди в Афинах. И они, эти аристократы, рады будут очернить имя Фемистокла, хотя с успехом пользуются сейчас делами его рук. Боги, неужели вы допустите такую несправедливость? Хоть бы пришел Эпикрат, рассказал бы, что там!»
Дня через два пришел Эпикрат. А вслед за ним, когда уже совсем стемнело, закрыв лицо плащом,
— Приходится быть осторожным, — оправдываясь, сказал он. — Теперь все так и смотрят, кто идет в дом Фемистокла! Тьфу на них совсем!
— Так, может, вам и вовсе не надо бы ходить к нам, — сочувственно сказала Архиппа. — Я ведь все понимаю. Я не хочу, чтобы вместе с нами погибали наши друзья!
— Ну, ну, — остановил ее Эпикрат, — не чума же у вас в доме!
— Да почти как чума, — сказала Архиппа. — Вчера послала служанку к соседке за свежей петрушкой — мы постоянно делимся друг с другом чем-нибудь со своих грядок, — так эта соседка сказала, чтобы мы забыли, где находятся ее двери…
— Не огорчайся, Архиппа. Соседи — это соседи. А друзья — это друзья.
— Так чего же хотят эти проклятые спартанцы? — вытерев слезы, спросила Архиппа.
— Они хотят судить Фемистокла.
— Но его уже судили! И опять?
— Чтоб они сдохли, эти эфоры, тьфу на них совсем! Они не только требуют суда — они требуют панэллинского суда и чтобы суд происходил в Спарте.
— Как! Почему?
— Не пугайся, Архиппа, — сказал Эпикрат, стараясь сохранить вид спокойствия. — Отдать своего героя на суд Спарты, которая ненавидит его и мстит ему за его услуги Афинам, не такого просто.
— Но почему панэллинский суд? Афины и сами могут судить его!
— Афины могут судить и осудить, а могут и оправдать. А если будут судить его в Спарте, на собрании всех союзных государств, то уж Спарта не допустит оправдания. Вот потому эфоры и настаивают на этом.
— Чтоб они сдохли!
— Спартанцы уверяют, что открыли его связь с Павсанием. Что он такой же изменник, как и Павсаний. И потому его призывают к допросу на панэллинский суд, что он совершил преступление против всей Эллады.
— Что же будет теперь? — растерявшись, спросила Архиппа. — Значит, и Фемистоклу такая же смерть?
— Как знать, что будет? — Эпикрат уже не мог скрыть тревоги. — Пока афиняне согласия на это не дали…
— Но дадут, — мрачно сказал Евтихид.
— Неужели у них хватит совести? — У Архиппы прервался голос. — Эпикрат… Скажи!
Думаю, что хватит, — сказал Эпикрат, вздохнув. — Вспомни, кто будет решать это дело.
— Да, кто? Аристид и Кимон! — подтвердил Евтихид.
— Подождем, подождем, Архиппа! Будет так, как решат боги. Но я посоветовал бы Фемистоклу не являться на суд, где заранее решено присудить его к смерти! Если будет случай, передай ему мой совет, Архиппа!
Фемистокл знал обо всем, что происходит в Спарте и в Афинах. Хотя он ждал, что его призовут на суд, но не верил, что это может случиться.
«Аристид не решится предать меня, — думал Фемистокл, — он слишком дорожит своим именем „Аристид Справедливый“, чтобы не защитить того, кто вызвал на себя вражду Спарты ради пользы Афин… Впрочем, и ему и Кимону, как я не раз замечал, выгоды Спарты дороже, чем польза своего отечества!..»
Сикинн не раз бывал в Афинах, но привозил все те же вести: Спарта не отступает, требует суда над Фемистоклом, которого называет изменником, преступником перед Элладой. Афины все еще не соглашаются.