Герой веков (сборник)

Сандерсон Брендон

Призрак и Дарн стали не единственными, кто последовал за солдатами и теми, кого они сопровождали. Скаа в одежде серого, разрешенного цвета двигались за отрядом, будто молчаливые привидения, шаркая по свежевыпавшему пеплу. Процессия приблизились к насыпи, служившей выходом из нижней улицы, и проследовала в более зажиточную часть города, где каналы были засыпаны и вымощены булыжником.

Вскоре тут и там начали попадаться пепелища – обгорелые руины, на месте которых раньше располагались дома. Запах дыма сделался таким сильным, что Призраку

пришлось дышать ртом. На месте их поджидал сам Гражданин. Вождь скаа сразу выделялся из общей массы, потому что носил красное.

– Чего это он так вырядился? – удивился Призрак, когда Дарн повел его в сторону от толпы.

Гражданин и его свита стояли на ступенях большого особняка, а скаа теснились у подножия лестницы. Дарн подвел Призрака к месту, которое обступила группа уличных бандитов. Отсюда открывался отличный вид на Гражданина. Дарна поприветствовали кивками и пропустили без лишних вопросов.

– Ты о чем? – не понял Дарн. – Гражданин одет как обычно: в штаны и рубаху скаа.

– Они красные, – прошептал Призрак. – Это же запрещенный цвет.

– С сегодняшнего утра – разрешенный. Его могут носить те, кто работает в правительстве. Так они будут выделяться, и их легче будет обнаружить тем, кто нуждается в помощи. По крайней мере, таково официальное объяснение.

Призрак нахмурился, но тут же его внимание привлекла…

Бельдре.

В ее присутствии не было, разумеется, ничего необычного: она повсюду следовала за братом. Он беспокоился о ее безопасности и редко выпускал из вида. Как всегда, глаза девушки на обрамленном золотисто-каштановыми волосами лице глядели с печалью.

– Грустное зрелище, – заметил Дарн, и Призрак поначалу решил, что он говорит о Бельдре. Однако Дарн кивком указал на пленников.

Они ничем не выделялись среди остальных горожан: серая одежда, испачканные сажей лица, покорно опущенные плечи. Гражданин, однако, не замедлил объяснить, в чем заключается их отличие от всех прочих.

– Одним из первых воззваний нашего правительства, – торжественно начал он, – было воззвание о солидарности. Мы народ скаа. Аристократы, которых избрал Вседержитель, властвовали над нами десять веков. Мы решили, что Урто станет городом свободы. Местом, о появлении которого пророчествовал сам Выживший.

– Ты посчитал? – шепотом спросил Дарн.

– Десять, – пересчитав пленников, кивнул Призрак. – Как и ожидалось. И за что я тебе плачу, Дарн?

– Погоди немного.

– Эти люди, – продолжал Гражданин, указывая на пленников; его бритая голова блестела в красном свете солнца, – не вняли нашим предупреждениям. Они знали, как и все вы, что любой аристократ, оставшийся в городе, лишается права на жизнь! Такова наша воля – наша общая воля. Но они, как и все им подобные, были слишком заносчивы, чтобы прислушаться. Они попытались скрыться. Посчитали, что сумеют нас обмануть. Они всегда так думают. И это их выдает.

Он выдержал паузу, и потом прибавил:

– Поэтому

мы обязаны исполнить свой долг.

Взмахом руки Гражданин приказал солдатам начинать. Те погнали пленников вверх по лестнице. Когда двери особняка открыли, Призрак почувствовал, как в воздухе запахло маслом. Затолкав людей внутрь, солдаты подперли двери снаружи и расступились. Каждый зажег факел и бросил его в сторону дома. Не нужно было обладать сверхъестественными чувствами, чтобы ощутить волну растущего жара: толпа подалась назад – взбудораженная, испуганная, но очарованная происходящим.

Призрак видел, как люди внутри пытаются выбить доски, которыми предусмотрительно заколотили окна, слышал крики: рыдая от ужаса, приговоренные бились в запертые двери…

Отчаянно хотелось что-то сделать. Но олово ведь не пьютер, оно не поможет драться в одиночку с целым отрядом солдат. Кроме того, Эленд и Вин дали задание собирать сведения, а не геройствовать. Преисполнившись отвращения к самому себе и обозвав себя трусом, Призрак отвернулся от горящего здания.

– Это бесчеловечно, – прошептал он.

– Они были аристократами, – возразил Дарн.

– Нет, не были! Их родители, может, и были, но сами они скаа. Обычные люди, Дарн.

– С благородной кровью.

– Как и каждый из нас, если хорошенько покопаться в прошлом.

Дарн покачал головой:

– Так должно быть. Сам Выживший…

– Не смей говорить о нем так, словно он одобрил бы эти зверства, – прошипел Призрак.

На миг Дарн замолчал; из всех звуков остались только треск пламени и крики людей, сгоравших заживо. Наконец он проговорил:

– Знаю, смотреть на это тяжело, и Гражданин, возможно, перегибает палку. Но… я слышал однажды его. Выжившего. Он об этом и твердил: смерть аристократам, власть скаа. Если бы ты сам его послушал, ты бы понял. Иногда нужно что-то уничтожить, чтобы построить другое, лучшее.

Призрак закрыл глаза. Казалось, что языки пламени лижут его собственную кожу. Он слышал, как Кельсер произносил речь перед толпой скаа. И он действительно говорил нечто подобное. Только тогда Выживший был голосом надежды и вдохновения. А теперь те же самые слова, повторенные заново, вызывали ненависть и разрушение. Призраку стало дурно.

– Еще раз повторяю, Дарн, – сказал он, глядя прямо и ощущая в себе непривычную твердость, – я плачу тебе не за фонтан правительственной пропаганды. Скажи, зачем мы сюда явились, или больше от меня не получишь ни гроша.

– Сосчитай черепа…

С этими словами Дарн отпустил руку Призрака и исчез в толпе.

Запахи дыма и горелой плоти становились невыносимыми. Призрак развернулся и стал проталкиваться сквозь толпу в поисках свежего воздуха. В конце концов наткнулся на стену и замер, тяжело дыша и ощущая грубые доски. Казалось, падающие с неба хлопья пепла – тоже часть оставшегося за спиной погребального костра, частички смерти, несомые ветром.